Gm2irk - Образовательный портал
  • Главная
  • Рассылка
  • Индейцы отделяются от сша. Русские вопросы Тони, учительница и волшебная дверь

Индейцы отделяются от сша. Русские вопросы Тони, учительница и волшебная дверь

Бледнолицые и краснокожие

Когда я долгое время работал в Канаде, меня волновала проблема коренного населения Америки. С одной из ее сторон - отношением белого населения к индейцам (нынешнего белого к сегодняшним индейцам) - я соприкоснулся вплотную.

Какой-то индеец

Мой сосед Раймонд пригласил меня поехать ловить рыбу.

На этом озере, - сказал он,- мало кто бывает, там еще можно поймать две-три форели. И не каких-нибудь коротышек, а фунта по три-четыре каждая. Если повезет, то, может быть, попадется и северная щука фунтов на двадцать. Лодки и снасти возьмем у старика Корли.

Это было так заманчиво, что мне оставалось только согласиться. Дело происходило в Канаде, недалеко от границы с США. Часа в четыре дня, в субботу, мы катили в раймондовском «шевроле». Уже в сумерках добрались до озера и не без труда нашли на его берегу хижину Корли. Впрочем, хижина - это не то слово. Еще с давних времен колонизации и войн с индейцами белые поселенцы строили себе дома-крепости, немного напоминающие русские рубленые избы, благо леса тогда еще было много. Вот так именно выглядел дом Корли. Черная вода начиналась буквально у моих ног, и в стороне что-то постукивало непрерывно: вероятно, лодки, привязанные поблизости. Электричества не было, только в небольшом оконце дома позади меня скудно светила керосиновая лампа. Понемногу глаза привыкли к темноте; справа и слева начали угадываться высокие скалы и холмы, густо поросшие лесом. Из этой тьмы вышла вдруг здоровенная кудлатая лайка, подошла ко мне и ткнулась носом в ногу. Взглянув на добродушную лохматую морду, я решился потрепать ее по шее, что, к моему облегчению, псу очень понравилось. Он протяжно вздохнул, сел и привалился к моим ногам. «Это хорошая примета, - подумал я, - если пес добродушен, видно, хозяин его тоже человек неплохой».

Вдруг очень далеко, в темноте, появился крохотный огонек, где-то там, за водой. Появился и исчез, но через несколько мгновений появился снова и уже не пропадал. Тишина стояла полная, если не считать шелеста набегавшей волны. В это время позади открылась дверь, и ко мне подошел Корли. Из двери, оставшейся полуоткрытой, пополз тусклый свет и успел захватить тень удалявшегося пса.

А, - сказал Корли, - Чиф уже тут как тут, он любит встречать новых людей, все-таки развлечение. Вы, наверное, не представляете себе, какое тут безлюдье. Все уходят в город. Земли тут нет, одни камни, скалы, ели и озера, в которых рыбы почти не осталось.

Вы только не подумайте, что в этом тоже ничего нет, - спохватился он, - для любителей-то кое-что найдется, но чтобы жить на подножном корму, как в старые времена, этого не хватает...

Корли замолк, из темноты появился Чиф и на этот раз уселся около хозяина, не обратившего на него ни малейшего внимания. Чиф озабоченно почесался и нехотя передвинулся ко мне. Снова стало тихо.

А что это за огонек, - спросил я, - вон там, между небом и землей?

Это около трех миль отсюда, в том конце, - сказал Корли. - Там индеец живет. Уже много лет, даже не помню, когда он появился. Пойдемте спать, уже пора, завтра рано вставать.

Никто не стал ждать второго приглашения, и через десять минут Корли показал мне на три двери, ведущие куда-то из кухни-столовой его дома:

Выбирайте любую, они все одинаковые.

Открыв крайнюю дверь, я обнаружил крохотную комнатку, где стояли кровать и стул - больше ничего. Небольшое оконце, расположенное странно низко над полом. Стекло было все в трещинах. Я быстро разделся, залез под одеяло и только тогда обратил внимание, что в «кабине» не было потолка, а прямо над головой виднелись дряхлые стропила и доски крыши на них.

Сон не шел ко мне, верно, необычность обстановки мешала. Я повернулся на бок, лицом к оконцу и снова увидел одинокий огонек на том конце озера...

Проснулся я от тихого шума в большой комнате. В окошко пробивался странный свет - тусклый и серый. Быстро одевшись, я вышел в кухню. Корли стоял у стола и строгал большим охотничьим ножом кусок бекона прямо на сковородку...

Бегите на озеро, - сказал он, - умывайтесь и обратно. Раймонд уже там.

Когда я вышел, меня сразу охватил густой туман, и, хотя стало посветлее, все равно ничего не было видно.

Вода была чертовски холодная. Когда я разогнулся и стал вытираться, то увидел наконец и лодки, привязанные в стороне. Две деревянные и одну алюминиевую, старую и довольно сильно побитую по бортам.

Завтрак прошел в молчании.

Ну, теперь пошли, - сказал Корли, обращаясь не то к нам с Раймондом, не то к Чифу.

Туман понемножку поднимался, и где-то в стороне уже угадывалось солнце.

Корли сунул Чифу у крыльца жестяную тарелку с остатками завтрака и спустился с нами к воде.

Полезайте вот в эту деревянную лодку, - сказал он мне. - Мотор здесь надежный, идите на самых малых оборотах вот в этом направлении, - и он показал рукой в стену тумана. - Здесь залив мили на три, да и ширина около мили. Делайте повороты пошире, чтобы не спутать лески. Вот так и ходите вдоль него. Старайтесь держаться середины, там есть глубокие расселины, в них-то и стоит форель. Раньше часа дня не возвращайтесь.

Вероятно, полоса тумана у берегов держалась подольше, потому что лодка быстро выскочила на открытую воду, и передо мною развернулась суровая картина.

Озеро, а вернее его залив, с одной стороны теснили высокие холмы, поросшие лесом. Они прямо упирались в воду, их крутые склоны сплошь заросли ельником, и не было видно ни одного хоть немного ровного места. А с другой стороны возвышались колоссальные каменные обрывы - скалы, на макушках которых видны были снизу все те же зубчатые ели.

Берега повсюду были усыпаны крупными камнями и плавником самых причудливых форм, побелевшим от солнца, ветра и морозов. Вдали виднелось несколько каменных островков, гладких, словно причесанных. Кое-где по ним торчали отдельные деревья.

Мотор глухо шумел, последние клочья тумана быстро исчезли, и наконец скрылся берег, где стоял дом Корли.

Прошло, наверное, минут сорок, и потихоньку начал приближаться противоположный конец залива. И тут я увидел на пологом бережку в центре небольшой лужайки-поляны хижину, тоже рубленную тем же старинным способом, как и дом Корли, только поменьше.

В этом домике было два окна с белыми занавесками, из трубы шел дымок, на загородке висела небольшая сеть, и была прислонена лодка. Но какая! Самое настоящее каноэ, на каких в старые годы разъезжали, охотились и воевали и Гайавата, и Ункас, и их друзья, и их враги. Трудно было разглядеть, из чего она была сделана, пожалуй, все же не из бересты. Больно уж она была темная. Но форма была самая доподлинная, самого настоящего боевого каноэ краснокожих индейцев. Я видел такие в музеях.

Часам к одиннадцати я все-таки поймал одну форель фунта на три.

Ровно в час дня я подошел к берегу. Мы с Корли подошли к воде и уселись покурить на толстый обрубок дерева.

Корли, - сказал я, - что вы знаете об этом индейце, который живет на том берегу?

Да ничего, - отвечал он, - живет и живет, хорошо, что не ворует и вроде не пьет. У него там и жена есть.

Она белая, подумать только. Оба совсем немолодые. Так и появились здесь вместе. Должно быть, сбежали откуда-нибудь. И никто не знает, на что они живут.

А кому это надо знать? - спросил я.

Да никому, пожалуй, - неуверенно отвечал Корли. - Полиция-то о них знает, - продолжал он, - но не трогает. Видно, они и в самом деле тут никому не мешают. Раза два его видели в тутошнем городишке, там есть лавки и все прочее. Он приносил туда меха. Трапперствует, конечно. Да и много ли им надо, этим язычникам?

А почему вы уверены, что они язычники, жена-то у него белая? Сами говорили.

Белая-то она белая, но их так и не видали ни в одной церкви в округе. Да ведь, по правде говоря, и машины-то у них нет. Нет даже лодочного мотора. Только каноэ. Он, верно, в Штаты ранней весной по озеру на нем добирается. Там за меха платят дороже. А индейцу тридцать миль на каноэ пройти ничего не стоит. Летом-то у них хорошо. У них даже корова была, но вот уже года два не видно. Наверное, сдохла от старости.

А волки есть тут? - спросил я.

Есть, но мало. Зато водится черный медведь, но тоже немного. Вот лосей порядочно, да и тех бобры выживают, губят лес своими плотинами, а по скалам лось лазить не охотник. Индеец, наверное, бьет их. Что ж, ему пары лосей на всю зиму хватит. Ему даже лучше, чем индейцам в резервациях. Там они бездельничают на субсидиях государства, а этот, по крайней мере, сам себя кормит. Налоги-то плачу я, а с него и взять нечего.

А если заболеет? - заметил я.

О, они не хворают, а если что и случится, то они знают старые секреты и лесные средства. Вот уж здесь я ему завидую! - воскликнул Корли. - Мне-то доктора и лекарства обходятся безумно дорого. Просто иной раз теряешься. Особенно когда внучата хворают.

И тут Корли решительно повернул разговор на свои горести и трудности.

Когда мы ехали обратно, Раймонд молчал, а я не стал расспрашивать его ни о чем. Что мог добавить маленький клерк из большого города, где жила его семья, где ему не хватало заработка и все время приходилось изворачиваться, чтобы свести концы с концами?

Нельзя сказать, что Корли и тем более Раймонд ненавидели краснокожих. У Раймонда вообще не было для этого никаких конкретных оснований. Его жизнь в большом городе целиком поглощала все его духовные и физические силы. У него была точная цель, задача выжить и обеспечить минимум условий для выживания своим детям. Корли находился в несколько других обстоятельствах. Ведь индеец был его непосредственным соседом, и, хотя Корли не питал к нему ненависти, настоящей расовой злобы, он, как и Раймонд, был равнодушен к этому индейцу. Но, как мне кажется, здесь присутствовал несколько своеобразный в этой ситуации элемент. Корли бессознательно завидовал индейцу. А ведь и в самом деле этот индеец осуществил извечную мечту маленького человека в буржуазном обществе. Самостоятельность, независимость от общества, в данном случае белого общества, независимость от грабительских услуг официальной медицины, жизнь на природе, и мало ли какие еще преимущества жизни индейца могли подсознательно возникнуть в уме Корли? Но элемент зависти к индейцу у него, безусловно, был. Корли только не смел признаться в этом даже самому себе.

Рэймонд и Корли были самыми обыкновенными людьми, еле-еле сводившими концы с концами, и им было не до индейцев. Не было у них к ним ни зла, ни добра... Только равнодушие...

Ушедшие...

Сложная проблема современного состояния взаимоотношений индейцев с белым населением на поверку оказалась не столь уж сложной. В лучшем случае обыкновенные люди и в США, и в Канаде равнодушны к индейцам, независимо от того, где эти индейцы находятся - в городах, в резервациях или в глухих местах самого севера Канады, например. О судьбе этой последней категории мне довелось узнать чуть больше, чем это принято обсуждать вслух - в газете, журнале, кино и по телевидению.

Я знал, куда пойти и кого расспросить. В Оттаве есть музей, посвященный естественной истории. В нем шесть или больше залов посвящены быту, культуре и истории индейцев Северной Америки.

В этом музее познакомился я с двумя его сотрудниками - мужем и женой. Он известный - в узких кругах, конечно, - археолог, специалист по истории окультуривания дикой кукурузы древними индейскими племенами в Мексике и Центральной Америке. Она - этнограф, специалист по северным племенам индейцев - и рассказала мне о своей только что выпущенной работе, похожей на последнюю страницу в истории традиционных племен индейцев Северной Америки. Одну из бесед с Энни мы вели прямо в музее. Я заинтересовался старой бизоньей шкурой, натянутой на деревянный каркас и покрытой рисунками: человечками, стилизованными фигурами зверей, нанесенными выцветшей краской.

Что это означает? - спросил я у Энни.

Это осталось от племени сиу, - отвечала она, - но прочесть это теперь уже некому. Я пыталась разгадать смысл этого, но... Дело в том, что традиции утеряны. Да и как им было уцелеть?

В 1885 году в тех местах, где кончаются прерии и начинаются леса, то есть в северных районах канадских провинций Саксачеван и Манитоба, вспыхнули восстания индейцев. Туда были направлены войска, точно так же, как это было сделано ранее в США, и восстание потопили в крови. Это был конец. Конец юридический, конец военный, конец экономический - бизонов больше не было, их всех уничтожили. Без бизонов жизни быть не могло, и судьба индейцев была решена. Но какие-то жалкие остатки их ушли на север, в леса на территории между Лабрадором и Гудзоновым заливом и Юконом с Аляской. Ушли в самые глухие места. Там безлюдье на тысячи миль. Вот там-то и обосновались - не тысячи и не сотни, а десятки индейских семей, живущих по старым законам и обычаям. Основа жизни - охота. Добыча мехов и продажа их за сотни миль от стойбища белым скупщикам. От них получают охотники-индейцы оружие, снаряжение, немного табака и соли, очень редко красное и синее сукно для женщин. Больше ничего. Места их постоянного обитания фактически неизвестны. Они меняют место, когда в округе охотка больше не кормит. Они живут там и зимой и летом. Зимой даже легче жить. Пройти можно везде. Не то что в летнее время.

Энни вот уже несколько лет отправляется к ним ранней весной и возвращается поздней осенью. Это последняя возможность воочию убедиться во многом или, наоборот, преодолеть предвзятые мнения о жизни и обычаях индейцев. Сначала они не принимали ее в свой круг. Но она, как женщина, довольно скоро вошла в доверие к старым сквау в одном из далеких стойбищ. Эти старухи занимают важное место в родовой иерархии. Дело мужчины - охотиться и быть воинами, а старые женщины управляют жизнью в семье, в быту стойбища. Короче говоря, теперь Энни принимают как свою в двух или даже трех стойбищах. Ей только надо прибыть весной в определенное место на определенном озере, доступном для небольшого гидроплана. Там ее уже ждут индейцы с каноэ. Иногда ей приходится ждать их несколько дней. Это важная деталь, так как места стойбищ постоянно изменяются, и без друзей Энни просто не найдет их. Самое дорогое, что она везет туда, - иголки, нитки и цветной бисер. Еды везти не надо. У них все есть. Лес и карибу, иногда лоси хорошо их кормят и одевают. С эскимосами, своими ближними соседями, они не смешиваются. Хорошо знают друг о друге, но это два разных мира, два мировоззрения. Впрочем, они так далеки друг от друга, что встречи могут быть только случайными.

Власти имеют об индейцах весьма смутное представление. В конце концов, их так мало. Энни сказала, что она имеет дело с двумя родами, это около семидесяти-восьмидесяти человек. Ну кто с ними станет возиться? Их оставили в покое, о них забыли. Все забыли, кроме Энни. Она полагает, что это наилучший выход. От прямого общения с современной цивилизацией они перемрут от болезней или еще хуже - сопьются, так как сейчас разрешена продажа спиртного любому индейцу. Впрочем, Энни не скрыла, что у них там очень высокая детская смертность. Жизнь этого последнего осколка бывшего великого племени кри 1 висит на волоске. Равновесие неустойчивое.

Энни обвела рукой бесконечную вереницу луков и стрел, весел и детских люлек за стеклом витрин в безлюдных залах музея.

Единственно, что их поддерживает, это чувство необходимости сохранения традиций. Из поколения в поколение, а если считать с 80-х годов прошлого века, их сменилось уже три или четыре, старейшины в этом небольшом мирке сохраняют предания и основы духовного мира. В нашем понимании, - говорила Энни, - это религия, а в их - просто образ жизни, где все живое в лесах и сам лес одухотворены. Вспомните Гайавату Лонгфелло и вы сразу поймете духовный мир людей из этих двух стойбищ. Но все же у них заметна некоторая деградация, упрощение обычаев. Например, я ни разу не видела, чтобы они совершали обряды с исполнением священных танцев. У них отсутствуют имена, исполненные поэтического, свежего чувства. Нет женщин с именами, скажем, «Утренняя Роса» или «Свет Вечерней Звезды». Имена теперь простые, часто связанные с обязанностями в быту или на охоте, а у мужчин имена связаны с животным миром, вроде - «Бродящий Волк» или «Летающая Сова». Чувствуется, что у них смешались обычаи прошлого, сохранившиеся только по случайным воспоминаниям и пришедшие из разных племен. Энни слышала у них такие слова из песни, которую поют у костра:

Один я иду по дороге,

Которая никуда не ведет...

Но зато я ухожу прочь

Отсюда, где никого не осталось...

По словам Энни, примерно такие строки были записаны фольклористами еще в конце прошлого века у индейцев из прерий. Содержание может быть отнесено и к очень давним временам, но теперь слова эти зазвучали по-новому. Энни горько вздохнула.

Старое поколение ушло навсегда охотиться в вечные прерии наверху, куда ведет великая дорога - Млечный Путь. Но за последние годы выросло молодое поколение в тех же лесах на севере, и у них другая жизнь...

Вожди индейских племен лакота провозгласили себя независимой от Соединенных Штатов страной

Иронии нет. Нет еще и официальной реакции Вашингтона. Но есть факт: представители вождей индейских племен лакота – чьи предки жили на территории пяти нынешних американских штатов и принадлежащие к народу дакота - объявили о разрыве договоров, подписанных более 150 лет назад между племенами и властями США.

«Пришел конец колониальному правлению США!» - сообщил основатель «Движения американских индейцев» Рассел Минс.
Сообщая об этом, информационные агентства напомнили о существовании американских индейцев, к тому же «вырывших топор войны». Подразумевается, что раньше «краснокожие» и «бледнолицые» занимались исключительно раскуриванием «трубки мира» в вигвамах резерваций и небоскребах мегаполисов. Теперь же потомки переселенцев из Европы натолкнулись на неблагодарность потомков коренных жителей Северной Америки, которые заботливо отвели индейцам резервации и показывали их туристам как местную достопримечательность. Не забывая говорить о равноправии для всех, вне зависимости от вероисповедания и цвета кожи. Заведомо плохим был разве что индеец Джо, да и тот, не без усилий Тома Сойера и Гека Финна, нашел свою смерть в пещере. Еще «плохими парнями» были отдельно взятые индейцы в фильмах о «покорении Дикого Запада» белыми пришельцами, но великодушие завоевателей в итоге неизменно завоевывало дружбу племен.

Конечно, не знавшим великих основ свободного предпринимательства и духа стяжательства краснокожим было трудно объяснить необходимость «подвинуться».

К тому же новоприбывшие сочли индейцев людьми жуликоватыми. В 1626-ом вождь индейского племени продал остров Манхэттен голландцам за ножи, бусы, одеяла и ром - общей стоимостью в 60 гульденов. Но затем пришли другие индейцы и вновь потребовали денег с голландских поселенцев. Пришлось опять раскошеливаться, выяснилось, что сделка была совершена с индейцами, скажем так, проходившими мимо острова. Настоящие хозяева получили еще – правда, немного.
Затем им дали куда больше. Вскоре после того, как в 1871-ом конгресс ратифицировал закон об индейских резервациях, федеральный поверенный по делам индейцев истолковал его положения максимально просто: «Необходимо отчетливо сознавать, что в отношении цивилизованного государства с дикарями не может стоять вопрос о чести нации. С дикими людьми нужно обращаться так же, как с дикими животными. Индеец должен чувствовать себя в резервации до такой степени хорошо, а за ее границами до такой степени плохо, как это будет угодно правительству. Те из них, что окажутся послушными, получат еду и государственную охрану. А тех, что будут вести себя плохо, необходимо незамедлительно покарать или уничтожить». Поэтому от 600 тысяч индейцев, населявших Северную Америку в 1776-ом, к 1910-му в Соединенных Штатах осталось около 200 тысяч их потомков – уже в «отведенных им государством местах»: закон должен соблюдаться.
Последний раз, когда «мировая общественность» вспомнила об индейцах, было в 1973 году - практически в каждом номере газеты тогда обязательно давались сообщения о происходящем в американском местечке Вундед-Ни в штате Южная Дакота. Советские общественные организации встали на защиту 250-ти индейцев, захвативших это селение в резервации Пайн-Ридж и продержавшихся в осаде 71 день.
Название Вундед-Ни хорошо знакомо историкам: 29 декабря 1890 года именно там индейцев группы племен сиу – куда входят и лакота – «бледнолицые» согнали в «лагерь», где просто расстреляли. 300 мужчин, женщин и детей. Американский генерал Уильям Шерман использовал тактику, которую позже окрестили «тотальной войной».

В основе ее лежало предельно простое утверждение: «Хороший индеец - мертвый индеец». Что ж, Рассел Минс ответил ему много лет спустя: «Мы, индейцы, никогда не боялись умереть, потому что мы знаем, чего хотим».

«Бунтарям» в 1973-ем действительно нечего было терять, даже своих цепей: нищета толкнула их на эту форму протеста. Одним из лидеров восставших, которых власти просто назвали предводителями «бунта уголовников», был Рассел Минс. Уже тогда индейцы объявили эту территорию свободной от контроля белых людей и заявили, что утверждают традиционное племенное правление, независимое от марионеточного правительства Пайн-Ридж.
- У правительства есть два пути, - сказал Рассел Минс, - либо атаковать нас, как это было в 1890-ом, либо рассмотреть наши требования. Правительство должно либо убить нас, либо рассмотреть наши умеренные требования.
Белые люди, которых индейцы призывали решить проблемы коренных американцев, восставших смели. Полиция и сотрудники Федерального бюро расследований взяли «краснокожих» в кольцо, затем начали стрельбу – но не убили. Восстание окончилось тем, что индейцы сложили оружие: они поверили обещаниям правительства позаботиться о коренных жителях. Вот тогда Рассел Минс и произнес фразу, которую сочли дежурной угрозой «недовольных»: «Если государство будет по-прежнему действовать в духе нацистов, нам останется только отстаивать свои права в битве». 16 сентября 1974 года суд снял обвинения с индейского лидера.
После Вундед-Ни Рассел Минс не потерял известности, снявшись в 1992-ом в фильме «Последний из могикан»: говорят, его Чингачгук был великолепен. Играл он и в «Прирожденных убийцах». Затем «вождь краснокожих» иногда снимался на вторых ролях в вестернах и комедиях, даже выпустил компакт-диск «Электрический воин», исполнив песни в стиле «рэп». Казалось, он полностью встроился в систему, и система его приняла, радостно заметив: некогда мощное и деятельное «Движение американских индейцев» уже больше двадцати лет назад отказалось от радикальных и насильственных методов борьбы, власть сумела сделать его «лояльным».
Вундед-Ни - не самая глянцевая страница в истории «бледнолицых», решивших принести «цивилизацию и демократию» на территорию Северной Америки. В советские времена мы знали об индейцах больше – и сочувствовали им. В девяностые годы, с потерей интереса к чтению, уже немногие могли назвать автора «Последнего из могикан»...

Нынешнее решение индейцев – сильный удар ниже пояса, но, думаю, осведомленность сотрудников ФБР подготовила Вашингтон к неприятной новости.

Взять и объявить, как это сделал Рассел Минс, о том, что он и его соплеменники больше не являются гражданами США, направить в государственный департамент официальное заявление о расторжении всех договоров, которые были подписаны с федеральным правительством на протяжении последних 150 лет – головная боль для администрации, и традиционным аспирином ее не излечишь. Не вспомнишь – во всяком случае, прилюдно – и сентенцию насчет «хорошего индейца».
Лидеры «нового государства» юридически подкрепляют свои доводы и решение, значит, государевы правоведы примутся вести с ними долгую изнурительную тяжбу. Быть может, пойдут даже на уступки – стандартный набор которых давно разработан и сделал индейцев самых разных племен лояльными и весьма преуспевающими гражданами страны. Речь идет о сотнях индейских казино, которые получают прибыли, исчисляющиеся в общей сложности миллиардами долларов. Правительству давно надоело возиться с финансированием резерваций: «краснокожим» дали свободу, разрешив наживаться на азарте, в феврале 1987 года Верховный суд США признал право коренных жителей на обустройство игорных заведений на территории резерваций, через год конгресс принял закон о регулировании проведения азартных игр индейскими племенами.
Вот так индейцы охотно вернулись к любимому занятию своих предков и принялись «скальпировать» желающих поразвлечься. Эти племена очень, очень богаты, потому что практически все доходы от «скальпирования» делятся исключительно между «своими». Не самый свежий, но от этого не менее показательный пример: около 70 процентов прибыли казино «Мистик лейк», расположенного в пригороде Миннеаполиса, идет правительству племени мдевакантон – кстати, дакотского племени. Только в 1995 году оно выплатило каждому из «своих» по 500 тысяч долларов - в резервации всего 150 человек, и только они являются владельцами казино. Остальные средства индейцы разумно и грамотно вкладывают в различные сферы бизнеса. Не забывая совершенствовать системы социального обеспечения и медицинского обслуживания, образования, строить жилье и даже заниматься благотворительностью применительно к «бледнолицым».
В командировке в штате Коннектикут я был за три года до открытия теперь всемирно известного, огромного игорного комплекса «Фоксвудс»: семейство племени пекотов численностью около 300 человек обеспечивает игроков всем необходимым.
- Скажи, - вопрошал недавно приехавший в Москву из Коннектикута мой хороший знакомый Рей Буше, - у тебя в роду не было индейцев пекот?
Искренне расстроился, узнав, что ни в Брянской, ни в Рязанской областях, откуда идут мои родители, индейцев отродясь не водилось:
- Если бы ты добыл справку, что в тебе хотя бы одна капля крови пекотов, то не только ты, но и дети, и внуки, и все твои потомки могли бы не работать, а лишь получать хорошие деньги.
Сегодня соплеменникам Рассела Минса могут помочь «войти» в игорный бизнес и быстро решить все проблемы, о которых опять узнала Америка: в резервациях лакота за чертой бедности живут 97 процентов населения, а уровень безработицы достигает 85 процентов.

Могут – пропагандистская машина позволяет легко это сделать – обратить все в шутку и представить новое государство очередным «Диснейлендом», на этот раз индейским.

Разве не забавно: попробовать купить паспорт «индейского государства» или «индейское» водительское удостоверение?
Могут затаскать по судебным слушаниям и за несколько лет запутать дело так, что американцы потеряют всякий интерес к «забавному казусу», а индейцы предстанут крючкотворами, требующими лично для себя неслыханных благ.
В любом случае, нового государства на территории США не будет. С большой долей вероятности - никогда. Только вот индейцы очень терпеливы, лакоты говорят: «Мы жили в этой стране не одну тысячу лет, мы не торопимся. Мы можем подождать еще сто лет. За нами - истина. Мы готовы умереть, чтобы наш дух мог существовать на этой земле».
В официальном гимне штата Северная Дакота, где проживает часть «жителей свободного государства», есть замечательные строки: «Здесь верные дети распевают песни счастья и благодарности».
У индейского государства, если таковое состоится, уверен, будет другой гимн.

Специально для Столетия

Интересный сценарий для проведения празднования дня рождения, который подходит имениннику возрастом от 5 до 9 лет. Основными персонажами в нем являются ковбои (бледнолицые) и индейцы (краснокожие). Виновник торжества (по сценарию) станет шерифом небольшого городка в штате Техас.

Руководить всеми действиями детей будут Ковбой и Индеец. Ими могут стать кто-нибудь из взрослых (отцы приглашенных детей). Сами дети будут ковбоями, друзьями шерифа, который празднует свой день рождения.

После того, как все приглашенные соберутся, появляется Ковбой и произносит:

— Я рад вас приветствовать, дорогие друзья! Сегодня — замечательный день — мы будем отмечать День Рождения нашего всеми уважаемого и любимого шерифа Энтони! (Имя ребенка переделывается на западный манер — Энтони — Антон, Джон — Иван, Билл — Борис, и т.д.).

— Наш именинник всегда в отличной форме, а сегодня — особенно, ведь ему исполнилось полных пять (6, 7, 8, 9) лет! И он уже стал лучшим шерифом в нашем штате!

— Поприветствуем его громким салютом из своих кольтов!

Присутствующими при этом взрослыми, делается несколько выстрелов из новогодних хлопушек, с красочным рассыпанием конфетти.

Ковбой продолжает:

— Вы должны знать, что в одном доме с шерифом живет старый индеец — Гордый Орел. Он сейчас вместе с нами, и по моей просьбе расскажет вам свою историю, которую знают далеко не все, а только самые достойные и уважаемые ковбои. Но для того чтобы вы все узнали, вам придется показать всю свою ловкость, ум, настойчивость и умение. Поэтому давайте немного подготовимся и начнем!

Ковбой раздает детям широкополые шляпы и шейные платки — обязательные атрибуты каждого поселенца диких прерий. Шляпа защищает голову от жесткого, палящего солнца, а шейный платок необходим в случае возникновения пылевой бури, которые часто возникают на больших открытых пространствах.

Свое слово вставляет и старый Индеец (взрослый, который одет в костюм индейца):

— Приветствую вас, мои дорогие бледнолицые братья! Свою историю я смогу вам рассказать только лишь в том случае, если вы успешно пройдете все испытания и докажете, что достойны моего внимания и благосклонности!

Ковбой (указывая на прикрепленный к стене лист ватмана):

— Вот доска почестей! На ней есть ваши имена. За каждое пройденное испытание вы будете получать звезду помощника шерифа. Гордый Орел будет главным судьей в определении достойного обладателя этой награды. Соберите все свои силы и настройтесь на прохождение всех заданий, которые начинаются прямо сейчас!

Мост через пропасть

Понадобятся две бельевых веревки длиной 3-4 метра и помощь двух взрослых.

Взрослые становятся в отдалении друг от друга и между ними (на полу) протягивается одна веревка, а вторую они держат в руках, на высоте чуть выше роста участвующего в испытании ребенка.

— В мои молодые годы, я жил в вигваме, который находился в удалении от основной стоянки нашего племени. И для того чтобы придти к своим сородичам, нужно было перебраться через глубокую пропасть, которую невозможно было обойти стороной, так как это заняло бы целый день. За все время, которое я там проживал, ни одному бледнолицему не удалось воспользоваться простым способом преодоления пропасти. Ведь пройти по двум протянутым канатам, когда под ногами бездна — осмелится далеко не каждый!

Давайте посмотрим, хватит ли у вас ловкости и храбрости повторить мой путь? Кто сможет это сделать?

Дети по очереди проходят по веревке на полу, держась за натянутую сверху. Тот, кому удалось ни разу не оступиться и удачно преодолеть всю дистанцию — получает звезду помощника шерифа с названием «Ловкий гризли», которая рисуется Индейцем, под именем ребенка на доске почестей.

Задачу можно усложнить, объявив (в момент прохождения) препятствия, что началась песчаная буря. Испытуемый должен закрыть лицо шейным платком (оставив лишь глаза), а двое взрослых (держащих верхнюю веревку) — начинают ее несильно раскачивать, препятствуя спокойному прохождению по нижней веревке.

Собрать стадо коров

Для этого задания в отдельной комнате раскладываются нарисованные на плотной бумаге, и затем вырезанные ножницами, фигурки коров (около 30 штук). Расположить их можно в самых различных местах, но не прятать в шкафы или ящики. Главным условием должно быть неброское положение фигурки.

Ковбой (обращаясь к детям):

— Вы прекрасно справились с заданием Индейца. И пока я наблюдал за вами, мои помощники ковбои, не справились со своей работой на ранчо и потеряли стадо коров. Их было тридцать, а сейчас нет ни одной — разбежались. И теперь их нужно найти, собрать в одно стадо и пригнать в загон. Сможете справиться с этой задачей? Ведь времени в обрез — пока звучит эта мелодия.

Дети, под звучание веселой песенки, отыскивают фигурки коров и отдают их Ковбою. За каждые пять коров, ребенок получает звездочку «Зоркий глаз», которая тут же оказывается на стене с доской почестей.

Поймать мустанга


Чтобы провести это соревнование необходимо запастись веревкой (5-6 метров) и простым деревянным табуретом.

— Мне известно, что опытные ковбои умеют мастерски бросать лассо. Таким способом ловят диких мустангов в прериях для дальнейшего их приручения. Но лассо применяют и на ранчо, чтобы отловить нужную корову или быка. Поэтому каждый, кто работает ковбоем, обязательно имеет притороченное к луке седла лассо. Но и простые путешественники по прериям и долинам с глубокими каньонами всегда держат под рукой этот необходимый для преодоления препятствий предмет.

Ковбой (держа в руках веревку необходимой длины):

— Я покажу вам, как делается лассо, и научу им пользоваться. Думаю, мне с удовольствием поможет наш шериф Энтони, а потом, каждый из вас попробует поймать хотя бы одного дикого мустанга.

Ковбой показывает, как завязать петлю на одном конце веревки и как затем сложить лассо для дальнейшего броска. В качестве мустанга используется перевернутая кверху ножками табуретка.

Для усложнения задания можно к перевернутому табурету привязать еще одну веревку и потихоньку тащить, чтобы мишень оказалась в движении.

Все удачно поймавшие мустанга с помощью лассо, награждаются звездой помощника шерифа, с названием «Крепкая рука».

Перехитрить индейца

В качестве призов в этом несложном конкурсе можно использовать небольшие игрушки, сувениры или сладости (пачка печенья, плитка шоколада и т.д.). Награды складываются в полотняный мешок и раздаются Индейцем в случае определения победителя. Участвуют в игре по паре детей. Тот, кто первым ошибется, остается без подарка, но может продолжать игру в паре с другим ребенком.

— Для того чтобы стать искусным воином, необходимо всегда быть очень внимательным и сообразительным. Я предлагаю сыграть в игру с названием «Сделай не так». У меня в запасе несколько команд, которые вы должны будете выполнять за мной. По этим командам я буду выполнять предписанные в них действия. Но иногда, я буду делать не то, что говорю. И если кто-то повторит за мной неправильное движение то — увы, он проиграл.

— Гордый Орел — очень хитрый воин! Не попадайтесь на его ловушки! Он очень любит их расставлять.

Дети разбиваются на пары и представление начинается. Индеец говорит команду и сам выполняет ее, а дети повторяют за ним. Периодически, Гордый Орел допускает несоответствие между командами и их выполнением. К примеру — по команде поднять левую ногу, он поднимает правую руку, или по команде «голову вниз», он, наоборот, задирает подбородок.

Убери лишнее (конкурс на логику)

Понадобятся карточки или отдельные листы бумаги с заготовленными словами и понятиями, которые уместны к этому слову.

— Для передвижения по прериям, в горах и лесах, каждый индеец берет с собой в путешествие все только самое необходимое, чтобы не перегружать себя во время движения. Иногда ведь приходится не только идти, но и бежать, пробираться через заросли или преодолевать крутые подъемы. Каждый лишний килограмм будет отбирать силы, и поэтому в дорожной сумке каждого индейца нет места лишним предметам.

— Наш закаленный в походах индеец, предлагает вам из перечисленного им списка выбрать только подходящие предметы. И не только для путешествия, а и вообще, в соответствии с ключевым словом. Например, в деревне можно обойтись без «коровы», «трактора», «телевизора», «газонокосилки», «лопаты».

Слова в карточках (листах) с заданиями:

  • река (песок, вода, водоросли, рыба, лодка, рыбак);
  • город (перекресток, тротуар, пешеход, автомобиль, трамвай, метро);
  • игра (шахматы, лото, кубики, считалка, правила);
  • путешествие (палатка, спальный мешок, карта, компас, удочка, сачок);
  • чтение (очки, глаза, книга, буквы, закладка);

Мгновенная реакция

Для проведения игры нужен любой мяч, который легко бросается и ловится и, конечно же, приз (пакет с конфетами).

— А сейчас, ребята, предлагаю проверить вашу реакцию! Будем играть в простую игру — вы становитесь в круг вокруг меня, а я буду бросать каждому из вас по очереди вот этот мяч. Гордый Орел, пока мяч будет в полете, скажет какое-нибудь слово. Если оно связано с опасностью, вы убираете руки за спину, а если обозначает что-то неопасное для вас, вы ловите мяч.

— Будьте внимательны и сосредоточены! Ошибка приведет вас к выбыванию из игры! Начали!

— Дождь, хлеб, гром, выстрел, огонь, дерево, болото, камень, молния…

Победитель в этом соревновании получает свой заслуженный приз и щедро делится (по подсказке взрослых) со всеми участниками игры.

Меткий стрелок

Для определения самого меткого стрелка понадобится картонная коробка, в которую будет усажен макет чудища и несколько теннисных мячиков.

— До меня дошли слухи, что в округе появилось небывалое чудище, которого все боятся! Нам с вами нужно победить его и избавить людей от страха. Давайте все вместе испытаем свою удачу и проявим чудеса храбрости и невероятную меткость в бою с этим ужасным чудовищем!

На полу простилается лента, которая является огневым рубежом (пересекать ее нельзя). В нескольких метрах от нее устанавливается коробка с чудовищем (им может быть старая белая наволочка набитая скомканной бумагой и нарисованным фломастерами лицом чудища).

Дети по очереди бросают теннисные мячики, стараясь попасть в мишень. Самым метким стрелкам вручаются призы и звезды «Меткий стрелок».

Болото

При помощи длинной веревки, на полу комнаты выкладывается большой овал (4-5 метров в диаметре) неправильной формы. Это будет «болото», которое нужно пересечь при помощи двух картонных листов размером чуть больше стопы ребенка. Подойдя к границам болота с двумя картонками в руках, участник кладет один из них в болото и, наступив на него, кладет дальше вторую картонку, перейдя на которую оборачивается назад, забирает первую и перекладывает ее дальше. Таким образом, делая себе кочки из картонок, участник соревнований должен как можно быстрее перебраться на другую сторону болота.

Победитель определяется с помощью секундомера и получает приз, а также звезду на доске почета, с названием «Быстроногий олень».

Индеец (обращаясь к детям):

— Что же, дорогие друзья! Вы порадовали меня своими умениями, храбростью и отличным отношением к выполнению поставленных задач. Каждый из вас получил много звезд помощника шерифа с разными названиями, которые говорят о том, где вы отличились. Теперь я могу с чистым сердцем поведать вам свою историю. И по нашей древней традиции, когда у племени индейцев появляются друзья — все садятся вокруг костра и выкуривают трубку мира.

Трубка мира


Понадобятся несколько покрывал (для того, чтобы дети могли расположиться на полу), пластиковый стаканчик с мыльным раствором, соломинка (трубочка для коктейлей).

Все рассаживаются на полу и, передавая друг другу стаканчик с соломинкой и мыльным раствором, по очереди выдувают несколько мыльных пузырей.

После этого, под веселую музыку исполняется несколько индейских танцев вокруг костра.

— Гордый Орел! Ожидая твой увлекательный рассказ, мы совсем забыли, зачем тут собрались!

— Давайте еще раз поздравим нашего именинника с его Днем Рождения, и вручим ему свои поздравления и пожелания, которые каждый напишет на вот этих подковах!

Ковбой раздает детям картонные подковы и маркеры или фломастеры. Друзья именинника пишут свои пожелания и поздравления, а если вдруг кто-то еще не умеет писать, то он просто рисует то, что, по его мнению, понравится виновнику торжества.

Затем все подковы крепятся на доске почестей.

Карта

Понадобится большой лист бумаги, где будет нарисован план помещения, в котором проходит празднование. Молоком или соком лимона на ней рисуется крестик в определенном месте (там будет спрятан клад). Затем карта разрезается (или разрывается) на множество довольно мелких кусочков.

Индеец подводит детей к пещере (сделанной из нескольких простыней перекинутых через натянутую веревку). Дети по очереди проползают в нее и выносят оттуда по кусочку найденного в конце пещеры листа бумаги с картой-планом, где обозначено место спрятанного клада. Перед тем как ребенок начинает заползать в пещеру, кто-нибудь из взрослых подкладывает очередной кусочек карты в конце пещеры (приподняв край простыни в нужном месте).

Собрав все кусочки в одно целое, дети видят план, но на нем нет обозначенного места клада.

— Я точно помню, что в нужном месте на карте был нарисован крестик! Куда же он подевался?

Я знаю, в чем дело! Карту необходимо нагреть. Наверняка, знак оставлен на ней тайными чернилами!

При помощи зажигалки Ковбой нагревает лист бумаги и на ней проявляется крестик в нужном месте.

Все отправляются туда и находят еще один лист бумаги, который свернут в трубочку и перевязан тонкой лентой.

Клад

Кладом является небольшая картонная коробка (обклеенная белой бумагой с нарисованными на ней атрибутами сундука), заполненная монетами, сделанными из шоколада, обернутого в золотую фольгу.

Индеец (указывая на найденный, перевязанный лентой лист):

— Не торопитесь, друзья! Вокруг этого свитка могут быть расположены ловушки! Поэтому достать его мы должны доверить самому опытному из вас — Шерифу Энтони!

Именинник достает свернутую записку и раскрывает ее. Там написано:

«Клад на балконе, на краю подоконника».

Все дружно отправляются к балкону и находят сундук с золотыми монетами, которые сразу же делятся по-братски между всеми гостями.

После всех приключений, гости приглашаются к столу, и начинается новое празднование знаменательного дня в жизни великолепного шерифа маленького городка в Техасе — Энтони.

Когда я долгое время работал в Канаде, меня волновала проблема коренного населения Америки. С одной из ее сторон — отношением белого населения к индейцам (нынешнего белого к сегодняшним индейцам) - я соприкоснулся вплотную.

Какой-то индеец

Мой сосед Раймонд пригласил меня поехать ловить рыбу.

На этом озере, - сказал он,- мало кто бывает, там еще можно поймать две-три форели. И не каких-нибудь коротышек, а фунта по три-четыре каждая. Если повезет, то, может быть, попадется и северная щука фунтов на двадцать. Лодки и снасти возьмем у старика Корли.

Это было так заманчиво, что мне оставалось только согласиться. Дело происходило в Канаде, недалеко от границы с США. Часа в четыре дня, в субботу, мы катили в раймондовском «шевроле». Уже в сумерках добрались до озера и не без труда нашли на его берегу хижину Корли. Впрочем, хижина - это не то слово. Еще с давних времен колонизации и войн с индейцами белые поселенцы строили себе дома-крепости, немного напоминающие русские рубленые избы, благо леса тогда еще было много. Вот так именно выглядел дом Корли. Черная вода начиналась буквально у моих ног, и в стороне что-то постукивало непрерывно: вероятно, лодки, привязанные поблизости. Электричества не было, только в небольшом оконце дома позади меня скудно светила керосиновая лампа. Понемногу глаза привыкли к темноте; справа и слева начали угадываться высокие скалы и холмы, густо поросшие лесом. Из этой тьмы вышла вдруг здоровенная кудлатая лайка, подошла ко мне и ткнулась носом в ногу. Взглянув на добродушную лохматую морду, я решился потрепать ее по шее, что, к моему облегчению, псу очень понравилось. Он протяжно вздохнул, сел и привалился к моим ногам. «Это хорошая примета, - подумал я, - если пес добродушен, видно, хозяин его тоже человек неплохой».

Вдруг очень далеко, в темноте, появился крохотный огонек, где-то там, за водой. Появился и исчез, но через несколько мгновений появился снова и уже не пропадал. Тишина стояла полная, если не считать шелеста набегавшей волны. В это время позади открылась дверь, и ко мне подошел Корли. Из двери, оставшейся полуоткрытой, пополз тусклый свет и успел захватить тень удалявшегося пса.

А, - сказал Корли, - Чиф уже тут как тут, он любит встречать новых людей, все-таки развлечение. Вы, наверное, не представляете себе, какое тут безлюдье. Все уходят в город. Земли тут нет, одни камни, скалы, ели и озера, в которых рыбы почти не осталось.

Вы только не подумайте, что в этом тоже ничего нет, - спохватился он, - для любителей-то кое-что найдется, но чтобы жить на подножном корму, как в старые времена, этого не хватает...

Корли замолк, из темноты появился Чиф и на этот раз уселся около хозяина, не обратившего на него ни малейшего внимания. Чиф озабоченно почесался и нехотя передвинулся ко мне. Снова стало тихо.

А что это за огонек, - спросил я, - вон там, между небом и землей?

Это около трех миль отсюда, в том конце, - сказал Корли. - Там индеец живет. Уже много лет, даже не помню, когда он появился. Пойдемте спать, уже пора, завтра рано вставать.

Никто не стал ждать второго приглашения, и через десять минут Корли показал мне на три двери, ведущие куда-то из кухни-столовой его дома:

Выбирайте любую, они все одинаковые.

Открыв крайнюю дверь, я обнаружил крохотную комнатку, где стояли кровать и стул - больше ничего. Небольшое оконце, расположенное странно низко над полом. Стекло было все в трещинах. Я быстро разделся, залез под одеяло и только тогда обратил внимание, что в «кабине» не было потолка, а прямо над головой виднелись дряхлые стропила и доски крыши на них.

Сон не шел ко мне, верно, необычность обстановки мешала. Я повернулся на бок, лицом к оконцу и снова увидел одинокий огонек на том конце озера...

Проснулся я от тихого шума в большой комнате. В окошко пробивался странный свет - тусклый и серый. Быстро одевшись, я вышел в кухню. Корли стоял у стола и строгал большим охотничьим ножом кусок бекона прямо на сковородку...

Бегите на озеро, - сказал он, - умывайтесь и обратно. Раймонд уже там.

Когда я вышел, меня сразу охватил густой туман, и, хотя стало посветлее, все равно ничего не было видно.

Вода была чертовски холодная. Когда я разогнулся и стал вытираться, то увидел наконец и лодки, привязанные в стороне. Две деревянные и одну алюминиевую, старую и довольно сильно побитую по бортам.

Завтрак прошел в молчании.

Ну, теперь пошли, - сказал Корли, обращаясь не то к нам с Раймондом, не то к Чифу.

Туман понемножку поднимался, и где-то в стороне уже угадывалось солнце.

Корли сунул Чифу у крыльца жестяную тарелку с остатками завтрака и спустился с нами к воде.

Полезайте вот в эту деревянную лодку, - сказал он мне. - Мотор здесь надежный, идите на самых малых оборотах вот в этом направлении, - и он показал рукой в стену тумана. - Здесь залив мили на три, да и ширина около мили. Делайте повороты пошире, чтобы не спутать лески. Вот так и ходите вдоль него. Старайтесь держаться середины, там есть глубокие расселины, в них-то и стоит форель. Раньше часа дня не возвращайтесь.

Вероятно, полоса тумана у берегов держалась подольше, потому что лодка быстро выскочила на открытую воду, и передо мною развернулась суровая картина.

Озеро, а вернее его залив, с одной стороны теснили высокие холмы, поросшие лесом. Они прямо упирались в воду, их крутые склоны сплошь заросли ельником, и не было видно ни одного хоть немного ровного места. А с другой стороны возвышались колоссальные каменные обрывы - скалы, на макушках которых видны были снизу все те же зубчатые ели.

Берега повсюду были усыпаны крупными камнями и плавником самых причудливых форм, побелевшим от солнца, ветра и морозов. Вдали виднелось несколько каменных островков, гладких, словно причесанных. Кое-где по ним торчали отдельные деревья.

Мотор глухо шумел, последние клочья тумана быстро исчезли, и наконец скрылся берег, где стоял дом Корли.

Прошло, наверное, минут сорок, и потихоньку начал приближаться противоположный конец залива. И тут я увидел на пологом бережку в центре небольшой лужайки-поляны хижину, тоже рубленную тем же старинным способом, как и дом Корли, только поменьше.

В этом домике было два окна с белыми занавесками, из трубы шел дымок, на загородке висела небольшая сеть, и была прислонена лодка. Но какая! Самое настоящее каноэ, на каких в старые годы разъезжали, охотились и воевали и Гайавата, и Ункас, и их друзья, и их враги. Трудно было разглядеть, из чего она была сделана, пожалуй, все же не из бересты. Больно уж она была темная. Но форма была самая доподлинная, самого настоящего боевого каноэ краснокожих индейцев. Я видел такие в музеях.

Часам к одиннадцати я все-таки поймал одну форель фунта на три.

Ровно в час дня я подошел к берегу. Мы с Корли подошли к воде и уселись покурить на толстый обрубок дерева.

Корли, - сказал я, - что вы знаете об этом индейце, который живет на том берегу?

Да ничего, - отвечал он, - живет и живет, хорошо, что не ворует и вроде не пьет. У него там и жена есть.

Она белая, подумать только. Оба совсем немолодые. Так и появились здесь вместе. Должно быть, сбежали откуда-нибудь. И никто не знает, на что они живут.

А кому это надо знать? - спросил я.

Да никому, пожалуй, - неуверенно отвечал Корли. - Полиция-то о них знает, - продолжал он, - но не трогает. Видно, они и в самом деле тут никому не мешают. Раза два его видели в тутошнем городишке, там есть лавки и все прочее. Он приносил туда меха. Трапперствует, конечно. Да и много ли им надо, этим язычникам?

А почему вы уверены, что они язычники, жена-то у него белая? Сами говорили.

Белая-то она белая, но их так и не видали ни в одной церкви в округе. Да ведь, по правде говоря, и машины-то у них нет. Нет даже лодочного мотора. Только каноэ. Он, верно, в Штаты ранней весной по озеру на нем добирается. Там за меха платят дороже. А индейцу тридцать миль на каноэ пройти ничего не стоит. Летом-то у них хорошо. У них даже корова была, но вот уже года два не видно. Наверное, сдохла от старости.

А волки есть тут? - спросил я.

Есть, но мало. Зато водится черный медведь, но тоже немного. Вот лосей порядочно, да и тех бобры выживают, губят лес своими плотинами, а по скалам лось лазить не охотник. Индеец, наверное, бьет их. Что ж, ему пары лосей на всю зиму хватит. Ему даже лучше, чем индейцам в резервациях. Там они бездельничают на субсидиях государства, а этот, по крайней мере, сам себя кормит. Налоги-то плачу я, а с него и взять нечего.

А если заболеет? - заметил я.

О, они не хворают, а если что и случится, то они знают старые секреты и лесные средства. Вот уж здесь я ему завидую! - воскликнул Корли. - Мне-то доктора и лекарства обходятся безумно дорого. Просто иной раз теряешься. Особенно когда внучата хворают.

И тут Корли решительно повернул разговор на свои горести и трудности.

Когда мы ехали обратно, Раймонд молчал, а я не стал расспрашивать его ни о чем. Что мог добавить маленький клерк из большого города, где жила его семья, где ему не хватало заработка и все время приходилось изворачиваться, чтобы свести концы с концами?

Нельзя сказать, что Корли и тем более Раймонд ненавидели краснокожих. У Раймонда вообще не было для этого никаких конкретных оснований. Его жизнь в большом городе целиком поглощала все его духовные и физические силы. У него была точная цель, задача выжить и обеспечить минимум условий для выживания своим детям. Корли находился в несколько других обстоятельствах. Ведь индеец был его непосредственным соседом, и, хотя Корли не питал к нему ненависти, настоящей расовой злобы, он, как и Раймонд, был равнодушен к этому индейцу. Но, как мне кажется, здесь присутствовал несколько своеобразный в этой ситуации элемент. Корли бессознательно завидовал индейцу. А ведь и в самом деле этот индеец осуществил извечную мечту маленького человека в буржуазном обществе. Самостоятельность, независимость от общества, в данном случае белого общества, независимость от грабительских услуг официальной медицины, жизнь на природе, и мало ли какие еще преимущества жизни индейца могли подсознательно возникнуть в уме Корли? Но элемент зависти к индейцу у него, безусловно, был. Корли только не смел признаться в этом даже самому себе.

Рэймонд и Корли были самыми обыкновенными людьми, еле-еле сводившими концы с концами, и им было не до индейцев. Не было у них к ним ни зла, ни добра... Только равнодушие...

Ушедшие...

Сложная проблема современного состояния взаимоотношений индейцев с белым населением на поверку оказалась не столь уж сложной. В лучшем случае обыкновенные люди и в США, и в Канаде равнодушны к индейцам, независимо от того, где эти индейцы находятся - в городах, в резервациях или в глухих местах самого севера Канады, например. О судьбе этой последней категории мне довелось узнать чуть больше, чем это принято обсуждать вслух - в газете, журнале, кино и по телевидению.

Я знал, куда пойти и кого расспросить. В Оттаве есть музей, посвященный естественной истории. В нем шесть или больше залов посвящены быту, культуре и истории индейцев Северной Америки.

В этом музее познакомился я с двумя его сотрудниками - мужем и женой. Он известный - в узких кругах, конечно, - археолог, специалист по истории окультуривания дикой кукурузы древними индейскими племенами в Мексике и Центральной Америке. Она - этнограф, специалист по северным племенам индейцев - и рассказала мне о своей только что выпущенной работе, похожей на последнюю страницу в истории традиционных племен индейцев Северной Америки. Одну из бесед с Энни мы вели прямо в музее. Я заинтересовался старой бизоньей шкурой, натянутой на деревянный каркас и покрытой рисунками: человечками, стилизованными фигурами зверей, нанесенными выцветшей краской.

Что это означает? - спросил я у Энни.

Это осталось от племени сиу, - отвечала она, - но прочесть это теперь уже некому. Я пыталась разгадать смысл этого, но... Дело в том, что традиции утеряны. Да и как им было уцелеть?

В 1885 году в тех местах, где кончаются прерии и начинаются леса, то есть в северных районах канадских провинций Саксачеван и Манитоба, вспыхнули восстания индейцев. Туда были направлены войска, точно так же, как это было сделано ранее в США, и восстание потопили в крови. Это был конец. Конец юридический, конец военный, конец экономический - бизонов больше не было, их всех уничтожили. Без бизонов жизни быть не могло, и судьба индейцев была решена. Но какие-то жалкие остатки их ушли на север, в леса на территории между Лабрадором и Гудзоновым заливом и Юконом с Аляской. Ушли в самые глухие места. Там безлюдье на тысячи миль. Вот там-то и обосновались - не тысячи и не сотни, а десятки индейских семей, живущих по старым законам и обычаям. Основа жизни - охота. Добыча мехов и продажа их за сотни миль от стойбища белым скупщикам. От них получают охотники-индейцы оружие, снаряжение, немного табака и соли, очень редко красное и синее сукно для женщин. Больше ничего. Места их постоянного обитания фактически неизвестны. Они меняют место, когда в округе охотка больше не кормит. Они живут там и зимой и летом. Зимой даже легче жить. Пройти можно везде. Не то что в летнее время.

Энни вот уже несколько лет отправляется к ним ранней весной и возвращается поздней осенью. Это последняя возможность воочию убедиться во многом или, наоборот, преодолеть предвзятые мнения о жизни и обычаях индейцев. Сначала они не принимали ее в свой круг. Но она, как женщина, довольно скоро вошла в доверие к старым сквау в одном из далеких стойбищ. Эти старухи занимают важное место в родовой иерархии. Дело мужчины - охотиться и быть воинами, а старые женщины управляют жизнью в семье, в быту стойбища. Короче говоря, теперь Энни принимают как свою в двух или даже трех стойбищах. Ей только надо прибыть весной в определенное место на определенном озере, доступном для небольшого гидроплана. Там ее уже ждут индейцы с каноэ. Иногда ей приходится ждать их несколько дней. Это важная деталь, так как места стойбищ постоянно изменяются, и без друзей Энни просто не найдет их. Самое дорогое, что она везет туда, - иголки, нитки и цветной бисер. Еды везти не надо. У них все есть. Лес и карибу, иногда лоси хорошо их кормят и одевают. С эскимосами, своими ближними соседями, они не смешиваются. Хорошо знают друг о друге, но это два разных мира, два мировоззрения. Впрочем, они так далеки друг от друга, что встречи могут быть только случайными.

Власти имеют об индейцах весьма смутное представление. В конце концов, их так мало. Энни сказала, что она имеет дело с двумя родами, это около семидесяти-восьмидесяти человек. Ну кто с ними станет возиться? Их оставили в покое, о них забыли. Все забыли, кроме Энни. Она полагает, что это наилучший выход. От прямого общения с современной цивилизацией они перемрут от болезней или еще хуже - сопьются, так как сейчас разрешена продажа спиртного любому индейцу. Впрочем, Энни не скрыла, что у них там очень высокая детская смертность. Жизнь этого последнего осколка бывшего великого племени кри 1 висит на волоске. Равновесие неустойчивое.

Энни обвела рукой бесконечную вереницу луков и стрел, весел и детских люлек за стеклом витрин в безлюдных залах музея.

Единственно, что их поддерживает, это чувство необходимости сохранения традиций. Из поколения в поколение, а если считать с 80-х годов прошлого века, их сменилось уже три или четыре, старейшины в этом небольшом мирке сохраняют предания и основы духовного мира. В нашем понимании, - говорила Энни, - это религия, а в их - просто образ жизни, где все живое в лесах и сам лес одухотворены. Вспомните Гайавату Лонгфелло и вы сразу поймете духовный мир людей из этих двух стойбищ. Но все же у них заметна некоторая деградация, упрощение обычаев. Например, я ни разу не видела, чтобы они совершали обряды с исполнением священных танцев. У них отсутствуют имена, исполненные поэтического, свежего чувства. Нет женщин с именами, скажем, «Утренняя Роса» или «Свет Вечерней Звезды». Имена теперь простые, часто связанные с обязанностями в быту или на охоте, а у мужчин имена связаны с животным миром, вроде - «Бродящий Волк» или «Летающая Сова». Чувствуется, что у них смешались обычаи прошлого, сохранившиеся только по случайным воспоминаниям и пришедшие из разных племен. Энни слышала у них такие слова из песни, которую поют у костра:

Один я иду по дороге,

Которая никуда не ведет...

Но зато я ухожу прочь

Отсюда, где никого не осталось...

По словам Энни, примерно такие строки были записаны фольклористами еще в конце прошлого века у индейцев из прерий. Содержание может быть отнесено и к очень давним временам, но теперь слова эти зазвучали по-новому. Энни горько вздохнула.

Старое поколение ушло навсегда охотиться в вечные прерии наверху, куда ведет великая дорога - Млечный Путь. Но за последние годы выросло молодое поколение в тех же лесах на севере, и у них другая жизнь...

Столкновение с «передовой цивилизацией» Европы обернулось для североамериканских индейцев катастрофой. Преодолевать ее последствия они начали только в XX веке
П отрепанная штормами флотилия голландской Ост-Индской компании бросила якорь 4 сентября 1609 года — после трех месяцев плавания. Капитан — англичанин Генри Хадсон (Гудзон) — велел определить координаты и готовить шлюпки. 40 градусов северной широты и 73 градуса к западу от Гринвича. В нескольких сотнях метров по правому борту лесистый остров поднимался над морской гладью.
Высадку, однако, пришлось отложить. В полдень корабли голландцев были окружены десятками легких лодок, выдолбленных из стволов деревьев. «В руках у людей были луки и стрелы с наконечниками из заточенных камней. Они выглядели вполне дружелюбно, но одновременно выказали склонность к воровству» (из записок Гудзона). Шестого сентября перед рассветом пятеро моряков тайно пересекли пролив между кораблями и устьем реки, впоследствии названной Гудзоном. Но алгонкины-часовые подняли шум, «наших молниеносно атаковали, и одному из них, Джону Колману, всадили в горло стрелу» (из бортового журнала). Так закончился первый визит белых людей на Манхэттен.
Позже этот сценарий знакомства тысячи раз повторился на просторах Северной Америки. Сначала «соблюдали дистанцию». Старались разгадать намерения друг друга. Потом сходились, демонстрируя дружелюбие. А при малейшем движении, в котором можно было усмотреть угрозу, коварно убивали новых друзей. Но у европейцев были волшебные палки, разящие на расстоянии…
Кочевники с Великих равнин и граждане Натчезского государства на Миссисипи, собиратели дикого риса у Великих озер и пуэбло, одурманивающие себя соком кактуса, — все они были обречены. Хотя, по разным данным, к началу XVII века от арктических островов до границ вице-королевства Новая Испания жили от 5 до 12 миллионов индейцев.
Южнее этих границ уже больше ста лет кипела бурная колониальная жизнь. От Буэнос-Айреса до Рио-Гранде не смолкал стук заступов на рудниках. Золото рекой текло через океан. Тонны его оседали на морском дне, тонны попадали а руки французских и английсюп пиратов. Азарт к дальнейшим завоеваниям у испанского короля убавился. Зачем искать новые земли, если богатства уже известных неисчерпаемы?.. Но людям молодым и горячим слава Кортеса не давала спать спокойно. Поверив рассказам индейцев о «семи городах Сиболь: из золота и драгоценных камней, испанцы организовали несколько экспедиций на север.
Миф о Сиболе рассеялся как дым. Франсиско де Коронадс: 1540 году прочесал пустыни от Аризоны и Нью-Мексико, где обнаружил развитую, но отнюдь не богатую золотом цивилизацию пуэбло. Впрочем, Коронадо все же вошел в историю. Благодаря ему племена юго-западных прерий избежали истребления, которому подверглись, скажем, муиски в Колумбии. Конкистадор велел составить декларацию о поголовном переходе индейцев в католичество. Затем вызвал к себе старейшин пуэбло и заставил каждого начертить на акте крест. Вожди нарисовали две линии, не понимая толком, зачем. Но это спасло их народы. В дальнейшем к «истинным христианам» пуэбло бледнолицые относились почеловечески. Хопи, дзуни и другие народы Аризоны по сей день сочиняют песни в честь «справедливого вождя» дона Франсиско.
Ритм колонизации тем временем учащался. В 1607 году британцы основали на востоке материка Джеймстаун. В 1608
году на северо-востоке французы заложили Квебек. Границы Новой Испании «поползли» на север — центром этих владений стал Санта-Фе (1610). Захватывая и обустраивая свои заокеанские колонии, Франция, Испания и Англия преследовали разные цели.
В Новой Франции в первую очередь были заинтересованы нормандские и бретонские купцы. Их специализацией была торговля мехами. В погоне за пушниной французы раньше всех пересекли Америку — от устья реки Святого Лаврентия, через Великие озера и вниз по Миссисипи, где вскоре основали город Новый Орлеан. В отличие от французов испанцы, обосновываясь в Северной Америке, создавали колониальную инфраструктуру, развивали сельское хозяйство и скотоводство, рыли каналы, открывали рудники. Индейцы в этой системе обрабатывали землю, прислуживали иноземным хозяевам, пасли скот, выполняли тяжелую работу.
Справедливость требует признать, что обращение с аборигенами в испанских владениях было гораздо мягче, чем в британских и французских. Отцы-иезуиты не только насильно крестили туземные семьи, но и обучали детей грамоте, ремеслам, не давали умереть с голоду, открывая амбары в неурожайные годы. А офицеры и солдаты испанской короны «голосовали сердцем» — сплошь и рядом женились на индианках. Отсюда такое обилие метисов на юго-западе США (в Новой Англии смешанных браков практически не случалось).
Выиграли схватку, однако, британцы. Можно сказать — они задавили соперников числом. Борьба династии Стюартов с пуританизмом «выдавила» с Альбиона в Новый Свет множество англичан. Французам, лишенным стимула к массовой эмиграции, не удалось удержать свои позиции на столь обширных территориях. Парижский договор 1763 года, подорвал их колониальную империю: Канада и вся восточная часть Североамериканского континента, вместе с индейскими племенами перешла в руки англичан. Существует множество противоречивых рассказов об отношениях краснокожих с «красными мундирами». С одной стороны, все с малых лет знают Кожаного Чулка — друга индейцев и Последнего из могикан — друга англичан. А американским детям рассказывают идиллические истории о любви Джона Смита и индейской «принцессы» Покахонтас, и о том, как
появился в календаре День благодарения (власти Вирджинии вернули индейцам украденный урожай). С другой стороны — в архивах хранятся приказы военного командования сжигать целые селения за убийство одного англичанина. Заскучавшие британские офицеры развлекались, устраивая облавы на «дикарей». Всякое случалось.
Но в отличие от испанцев англичанам в принципе не были нужны сами индейцы — только их земля. Мир управляется теперь с территорий, некогда принадлежавших гуронам, алгонкинам, ирокезам. Но самих индейцев здесь давно нет. Остатки измученных эпидемиями племен востока США в 1830 году были высланы за Миссисипи. А вскоре в словаре самой демократической страны мира появился новый термин — индейская резервация.
Почти на столетие мир как бы забыл о коренных американцах. С «героических» времен покорения Запада жизнь на индейских территориях никого не интересовала. Только в 1920-х годах, когда «дикари» наконец официально получили статус граждан США, мир с удивлением вспомнил: оказывается, индейцы существуют на самом деле, а не только в приключенческих романах.
Мари-Элен Фрэссе
Демократы были и есть самыми опасными врагами человечества ибо жажда наживы превратила их в нелюдей и моральных уродов. Одна война в Ираке из-за нефти чего стоит на их руках тысячи смертей. Но это все лирика, а мы тут просто весело путешествует и по истории в том числе.

Лучшие статьи по теме