Самопроизвольное и внезапное воспоминание называется. А

Реминисценция — это мнемический эффект характеризующийся внезапным воспоминанием воспринятого материала без его повторения через длительное время (от одних суток до 7, а то и более длительного периода времени). Реминисценция это психическое явление, которое зачастую возникает при восприятии информационного материала с внутренними логическими связями содержимого, производящего сильное эмоциональное впечатление на индивида. Явные причины возникновения внезапного воспоминания еще не изучены.

Что такое реминисценция?

Реминисценцией называют такой феномен , который появляется после запоминания информации без непосредственного воспроизведения ее сразу же после , а через определенный промежуток времени без действия на человека стимульного ряда.

Термин реминисценция был предложен в психологии сербским ученым В. Урбанчичем в 1907 году. Ученый изучил феномен, который наблюдал у испытуемых при запоминании материала (вербального, невербального характера и сенсомоторных движений).

Эффект реминисценции наиболее выражен в дошкольном возрасте и у младших школьников. В области психологии учеными выявлены более высокие качественные показатели отсроченного воспроизведения заученного материала, нежели воспроизведение информации сразу после ее заучивания.

Внезапное воспроизведение материала после заучивания изучал П. Бэллард. В его экспериментальных исследованиях принимали участие личности, которые заучивали стимульный материал, но время для достаточного освоения было недостаточно. Через интервал времени длительностью в 24 часа – 7 дней испытуемые воспроизводили материал. Наилучшие результаты показали воспроизведения после 2-3 суточного интервала. Полученные результаты отличались количественно высокими показателями, что закрепилось в психологической науке о памяти, как феномен Бэлларда.

Также в психологии ученый Пьер Жане изучал реминисценцию. В своих трудах он описывал феномен, как независящий от внешних факторов автоматическое повторение действий.

Реминисценция это явление, которое довольно широко распространено, при этом частота ее возникновения зависит во многом от характера материала, который нужно запомнить.

В исследованиях ученого Д. И. Красильщиковой воспроизведение смыслового материала было выявлено гораздо в большем объеме, чем бессвязного воспроизведения материала. Экспериментальные исследования установили, что интерес к материалу существенно влияет на проявление реминисценции.

На возникновение явления внезапного воспоминания влияет степень овладения содержания материала заучивающим. При условии, что недостаточно овладел содержанием информационного материала, внезапное воспоминание не состоится. Если заучивающий пытается непосредственно после самого заучивания воспроизвести материал, то он опирается на ассоциации, появляющиеся между образами и понятиями, а если воспроизведение более отстроченное, то субъект опирается на логическую связь.

Примером реминисценции можно назвать сдачу зачета студентом, который наизусть заучивает необходимую информацию без ее понимания, осмысливания. Перед сдачей зачета у индивида может быть «каша в голове», но в необходимый момент информация вспоминается. А после сдачи зачета студент забывает все, так и не поняв смысла заученного. Или же, например, какой-либо стих у школьника, формулировка, понятие. Во многих моделях обучения главным как раз выступает неосмысленное запоминание действий, фраз или слов, которое достигается частым повторением стимульного материала.

Реминисценцию может наблюдать у себя практически каждый человек. Бывает, что индивид неожиданно вспоминает ту или иную песню, стих или незначительные события. Особенностью данного эффекта есть то, что это воспроизведение материала происходит без целенаправленных на это усилий. Человек не вытягивает из памяти, не старается вспомнить строчки с песни, они сами выныривают из глубин памяти.

Реминисценция в психологии

Учеными достаточно не изучен причинный ряд возникновения внезапного воспоминания, факторы, обуславливающие внезапное вспоминание, но сам механизм эффекта реминисценции удалось исследовать, опираясь на труды отечественных и зарубежных исследователей.

Механизм возникновения внезапного обусловлен действием аффективного торможения, вследствие выраженного эмоционального переживания, впечатления от воспринятого информационного материала. Эмоциональное торможение влияет на характер воспроизводимого материала. При воспроизведении заученной информации, рассказ начинают с той части, которая произвела наиболее яркое впечатление, при этом утрачивается логическая связь между воспроизводимой информацией. В случае отсроченного воспроизведения, информация не утрачивает логической последовательности.

С точки зрения психологии реминисценция является процессом нормализации состояния усталости после напряженной физической, интеллектуальной или эмоциональной нагрузки. Информационный материал после его восприятия индивидом упорядочивается в голове, после чего озвучить человеку его становится проще.

Также внезапное воспоминание возникает при отсутствии наслоения многих деталей одного логического явления, при котором возникает путаница. Может иметь место условное забывание, но после интервала, во время которого не действует стимульный материал на индивида и нет дополнительной нагрузки на память, может проявиться внезапное воспоминание.

Реминисценция зависит от аллюзии, которая является лишь намеком, подсказкой, толкающей на нужную мысль. У индивида вследствие возникновения аллюзии возникает внезапное воспоминание. является внешним явлением, стимульным фактором, который провоцирует появление внутреннего явления реминисценции.

Феномен реминисценции рассматривают и с точки зрения патологии в психологии, когда имеет место психотравмирующие событие и воспоминания принимают характер навязчивых и негативных. Попадая во внешние обстоятельства, схожие с обстоятельствами психотравмирующего события, личность может испытывать эмоциональный дискомфорт, связанный с эффектом навязчивой реминисценции. Это состояние напрямую зависит и от исходного эмоционального состояния индивида.

Явление внезапное воспоминание в навязчивой форме можно наблюдать у лиц с . Реминисценция в этих случаях проявляется в сновидениях с воспоминаниями о приобретенном травмирующем опыте.

Внезапное воспроизведение раннее воспринятой информации зачастую является естественной особенностью работы памяти человека.

Если рассматривать реминисценцию со стороны психиатрии, то она может быть симптомом таких заболеваний, как черепно-мозговая травма, алкогольные или инфекционные интоксикации, патологии головного мозга и прочие.

Реминисценция в психиатрии рассматривается, как форма , как проявление , как симптом при депрессивных состояниях, проявляющийся бесконтрольными хаотичными мыслями. Внезапные воспоминания могут проявляться при , и фобиях.

Проявление реминисценции, как патологического симптома, характеризуется навязчивостью мыслей и образов, а также вызывает у индивида достаточно выразительную эмоциональную реакцию (беспокойство, страхи).

Реминисценция может стать объектом внимания в практической деятельности психолога, деятельности коррекционной направленности с целью подмены негативных переживаний на позитивные, при терапии состояний, связанных с психотравмирующими ситуациями. Вмешательства специалиста требуют как навязчивые реминисценции с негативной эмоциональной симптоматикой, так и полное отсутствие этого эффекта памяти, что может сигнализировать о нарушениях работы ЦНС или начинающей .

Если же внезапное воспоминание имеет место в патологическом проявлении, то необходимо вмешательство специалиста, который определит медикаментозные принципы лечения болезни, проявлениями которой стала реминисценция. Также квалифицированным специалистом должна быть подобрана эффективная и адекватная заболеванию психотерапевтическая тактика.

Жане (Janet) Пьер (30 мая 1859 — 24 февраля 1947) — французский психоневролог, психиатр и невропатолог. Отправляясь от работ французского врача Ж. Шарко, разработал оригинальную психологическую концепцию неврозов. В 20—30-е годы сформулировал общепсихологическую теорию поведения, в отличие от бихевиоризма включив в систему психологии и сознание. Жане пытался провести исторический подход к психике человека, особо выделяя и анализируя собственно человеческие, социальные и культурные формы поведения. Взгляды Жане оказали значительное влияние на развитие французской психологии (Пиаже и др.), а также на формирование культурно-исторической теории Выготского.

Сочинения: Неврозы и фиксированные идеи. Спб., 1903; Неврозы. М., 1911; Психический автоматизм. М., 1913; L"evolution de la memoire et de la notion du temps. Paris, 1928; De I"angaisse a I"extase, vol. 1—2; Les debuts de Vin-telligance, 1935.

Только в редких случаях и при необыкновенных обстоятельствах психические действия бывают изолированы и безличны; обычно же в них проявляется известный характер и личность. Чтобы исследовать автоматические действия, совершающиеся при более сложных условиях и приближающиеся к нормальным, мы должны взять такие психологические состояния, которые доступны эксперименту и при которых в то же время начинают развиваться характер и личность: этим условиям лучше всего удовлетворяет состояние, известное под именем сомнамбулизма.

В самом деле, у сомнамбул увеличивается автоматическая жизнь психики, образуется особенная память, появляется другой характер и новая личность. Изучая сущность и характерные признаки этой новой формы психической деятельности, мы собственно знакомимся с деятельностью элементов нашего сознания в другой связи.

Существенные признаки сомнамбулизма: забывание по пробуждении и изменения в области памяти.

Память следует считать самым важным явлением нашей психической организации, и ничтожные даже изменения ее оказывают огромное влияние на всю нашу психику. Во всей умственной патологии нет более сложного и вместе с тем более постоянного изменения памяти, чем то, которое наблюдается у сомнамбул. В самом деле, у лиц, впадающих в сомнамбулизм, всегда можно констатировать три характерных признака или закона памяти: 1) полное забывание наяву того, что происходило во время сомнамбулизма; 2) полное воспоминание в следующем припадке о том, что происходило в предыдущем припадке; 3) полное воспоминание в сомнамбулическом состоянии о том, что имело место наяву. Третий закон допускает, пожалуй, больше исключений и неправильностей, чем первые два; поэтому в настоящей работе, которая имеет своей целью дать общее представление о сомнамбулизме, мы не будем останавливаться на нем. Но первые два признака, несмотря на всю их сложность и разнообразие, настолько общи и важны, что их можно считать характерными признаками сомнамбулизма.

Забывание по пробуждении всего того, что происходило в сомнамбулизме, так интересно и поразительно, что оно было отмечено уже в первых исследованиях по этому вопросу. "Приходя в нормальное состояние,—говорит Deleuze,— субъект теряет воспоминание обо всех ощущениях и идеях, которые были у него в сомнамбулизме, и эти два состояния кажутся настолько чуждыми друг другу, как будто сомнамбула и разбуженный субъект были совершенно различными существами... Только это обстоятельство и является постоянным и существенным признаком сомнамбулизма" . "Забывание всего происходящего в гипнотическом сне,— пишет Baragnon,— есть неизменный признак, без которого сомнамбулизм не может существовать" . Braid также характеризует сомнамбулизм забыванием по пробуждении всего происходившего во сне, называя это раздвоением сознания. Бесполезно умножать число выдержек, которые можно заимствовать как у старых, так и у современных авторов. Для уяснения этого

Я привел эти два наблюдения, так как они мало известны, но очень легко привести массу случаев такого же рода. Известен случай с больной доктора Mesnet, которая ночью преспокойно кладет медные монеты в стакан воды для настаивания и пишет, что хочет умереть; затем она запирает свое средство в шкаф, прячет ключ и пробуждается. На следующую ночь припадок повторяется, и она идет к шкафу за своим стаканом . Известен также больной Despine"a, который каждую ночь сам ворует у себя золотые монеты и всегда прячет их в одном и том же месте . Что же касается наблюдений д-ра Azam"a над Фелидой и Альбертом X. и описаний сомнамбулы у Defay, то в настоящее время они являются классическими .

Это же явление легко констатировать во время бреда, который наступает после эпилептического и в особенности после истерического припадка. Роза в конце своих припадков имела дурную привычку ругать больничную служанку. Придя в себя, она не помнила об этом и не верила, когда ей рассказывали. Однако в следующем припадке она снова принималась браниться и настойчиво кричала: "я имела-таки основание говорить то-то и то-то, это верно", и она повторяла все подробности предыдущего бреда.

Некоторые авторы доказывали, что в самых обыкновенных снах память имеет такой же характер и что справедливы слова Dupotet: "нет сна без сомнамбулизма". В работе Myers"a можно найти много примеров — слишком длинных, чтобы приводить их здесь,— в которых сновидение, очевидно, является воспоминанием другого забываемого наяву сна . Для освещения этих вопросов о памяти важно указать еще на то,

Доктор Herbert Mayo приводит случай, когда человек имел пять различных степеней памяти: нормальное состояние прерывалось у него четырьмя разными болезненными состояниями, о которых он по пробуждении не сохранял никакого воспоминания; между тем каждое из этих анормальных состояний обладало особой присущей ему формой памяти. В1887 году я сам отметил такого рода явление, которое я в первый раз наблюдал на Люси; после обыкновенного сомнамбулизма она впадала в сомнамбулизм второго рода, в котором обнаруживала прекрасную память и вспоминала все свои психические состояния вплоть до истерических припадков. Из этого нового состояния она впадала опять в сомнамбулизм первого рода и уже не помнила ничего, что с ней только что происходило; воспоминание о сомнамбулизме второго рода всплывало у нее лишь тогда, когда я вновь приводил ее в это состояние.

В том же году de Rochas констатировал подобное явление на своем субъекте Бенуа: "Если,— говорит он,— продолжать применять это к Бенуа (дело идет о применении магнита к субъекту, который уже прошел через одно сомнамбулическое состояние и находится в летаргии), то можно вызвать пятое состояние, которое похоже на сомнамбулизм в том отношении, что у субъекта восстанавливаются его психические способности; память и большинство ощущений, кроме зрительных, даже обострены; по пробуждении он забывает все, что произошло в этом состоянии, но вновь вспоминает все, когда опять впадает в такое же состояние"! .

Эти две гипотезы опровергают друг друга, нисколько не считаясь с тем, что при сомнамбулизме наблюдаются весьма различные по силе и яркости психические явления; наконец, они не в состоянии объяснить полное восстановление памяти при новом сомнамбулизме той же стадии. Забывание того, что происходило с субъектом в сомнамбулизме, Despine приписывает полному исчезновению нашего "я" и нашего сознания при этом анормальном явлении. "Забывание можно объяснить только тем, что личное сознание и наше "я" не участвуют в актах, которые совершаются благодаря бессознательной автоматической деятельности мозга, т. е. в то время,

В этой теории об исчезновении нашего "я", быть может, и есть кое-что соответствующее истине, но заключать из этого, что при сомнамбулизме отсутствует какое бы то ни было сознание, кажется нам поистине парадоксальным и недопустимым. Я думаю, следует обратить больше внимания на теорию Maury о значении ассоциации идей для воспоминания, но, как он это сам замечает, забывание сомнамбулами всего происходящего в сомнамбулизме не может быть объяснено только разрывом в цепи ассоциаций. Если сомнамбулы непосредственно после пробуждения не всегда видят перед собой предмет или движение, связанное с предшествующими актами или напоминающее их, то, вероятно, в продолжении дня они могут увидеть эти предметы или совершать такие же действия, какие были совершены в сомнамбулизме. Почему же сила ассоциаций не обнаруживается в этот момент и не вызывает воспоминания? Однажды Леония в гипнотическом сне собирала букет цветов; когда она проснулась, я даю ей этот букет: почему она не понимает, откуда он взялся? почему по ассоциации идей она не вспоминает, что сама собирала его?

Некоторые магнетизеры высказывали очень правильный взгляд по поводу изменений чувствительности при сомнамбулизме. "При всяком сомнамбулизме,— говорит Bertrand,— наблюдается более или менее полное исчезновение чувствительности и движений внешних органов. Чувствительность устремляется вовнутрь: сомнамбула получает новые восприятия от внутренних органов, и совокупность этих восприятий и образует новую жизнь, отличную от той, которую мы ведем постоянно" . Это почти то же самое, что высказывал Ribot, когда допускал изменения ценестезий или общей чувствительности при сомнамбулизме — изменения, которые становятся, по-видимому, центром новых ассоциаций и памяти.

Эти взгляды представляются нам в общем верными, но нужно согласиться, что они довольно неопределенны и с трудом могут быть применены в отдельных случаях. Поэтому и мы со своей стороны попытаемся дать в общих чертах объяснение странных явлений забывания и различных форм памяти. Наша гипотеза так же несовершенна, как и предыдущая теория, и вовсе не имеет претензии охватить все явления

Запоминание и забывание сложных явлений

После этого краткого рассмотрения условий возникновения элементарной памяти перейдем к сложной или интеллектуальной памяти, т. е. к полному воспоминанию идей и актов. Здесь наша задача облегчается прекрасными психологическими исследованиями Шарко о даре речи и различных типах мышления. Известно, в самом деле, что сложные действия и идеи понимаются нами и сохраняются в памяти главным образом благодаря речи. Следовательно, изучать условия для запоминания сложных идей и актов — значит исследовать условия для запоминания речи.

Наша речь складывается из многочисленных образов, связанных с нашими идеями и движениями; но образы эти, как учит медицина, не одинаковы у всех людей. Одни мыслят при помощи двигательных или кинестезических образов, о которых мы уже говорили и которые, будучи изолированы, имеют тенденцию передаваться во вне в реальных движениях или словах. Эти люди, разговаривая громко или тихо, мыслят всегда при помощи двигательных образов речи.

Другие — думают слуховыми или зрительными образами; мышление их складывается из ряда образов речи, которые они как бы слышат, но не произносят, или же из ряда письменных знаков или образов, которые они как бы видят, но не слышат. Каким же образом разговаривают и действуют эти последние лица? Не пробуждают ли их слуховые и зрительные образы более или менее слабые двигательные образы, которые затем проявляются в движениях? Этот вопрос мы уже обсуждали и решили, что, пожалуй, так обстоит дело в начале жизни; впоследствии же дело происходит гораздо проще. Звук слова передается в движениях, которые выражают как это слово, так и самый двигательный образ. Привычка говорить и действовать при помощи слуховых и зрительных образов присоединяется к привычке мыслить этими образами и способствует большему разделению типов мышления. Если все мысли и действия находятся в зависимости

Все эти лица, как известно, меняются в своем характере и поведении, когда у них изменяются чувствительность и образы речи. Фелида грустна и думает о самоубийстве в первом состоянии, но становится веселой и смелой во втором; она эгоистична и холодна в первом состоянии, чувствительна и способна к самопожертвованию — во втором. Луи то смирен, послушен и робок, то гневен и высокомерен, то боязлив как дитя, то пылок как юноша.

Между этими естественными изменениями личности и теми, которые возникают во время искусственного сомнамбулизма, переходных ступеней очень мало. В общем можно сказать, что путем гипноза можно, хотя и не всегда, привести субъекта в то или иное из его различных анормальных состояний и таким образом восстановить у субъекта те характерные свойства и воспоминания, которые присущи ему в данном психическом состоянии. Это часто подтверждалось по отношению к различным состояниям Луи и вообще ко всякому истерическому бреду.

Но любопытнее всего наблюдать легкий переход из естественного бреда в искусственный сомнамбулизм — переход, аналогичный превращению истерических поз в каталепсию. Мне пришлось застать однажды Марию в сильном истерическом припадке; она извивалась на своей кровати и кричала уже часа два. Мне стоило только прикоснуться к ней и сказать: "Ну, что ты здесь делаешь? веди себя лучше", как она, продолжая свои конвульсии, пожимает мне руку и отвечает: "О, если бы вы знали, как у меня болит бок"! — "Вставай и иди как следует спать, я тебя вылечу". Она с закрытыми глазами встает и укладывается на своей постели. Я немного успокаиваю ее, и она говорит: "очень хорошо, что вы пришли: я видела ужасные вещи — кровь, пожар; мне было очень плохо". Теперь это уже — сомнамбулизм, который

является слабым видоизменением ее истерического бреда, так как она сохраняет о нем воспоминание и по одному моему слову может снова впасть в него.

Другая истеричка, G., еще любопытнее. Я подошел к ней в то время, когда ее держали две служанки, так как с ней был припадок. Прежде чем я успел дотронуться до нее, она произнесла, обращаясь ко мне: "а, вот и вы"... и конвульсии сейчас же прекратились. Так обстоит дело у лиц, которые часто впадали в искусственный сомнамбулизм; последний заслоняет собой все другие анормальные существования. У других же лиц происходит обратное явление: искусственный сомнамбулизм или превращается в истерический припадок, или просто является лишь воспроизведением этого последнего. С этой точки зрения самым убедительным является наблюдение Grasset, у больной которого искусственный сомнамбулизм был совершенно подобен ее произвольным истерическим припадкам . J. Janet показывал мне одну молодую девушку в таком же роде: у нее наступали самопроизвольные приступы сомнамбулизма, во время которых она оставалась неподвижной, с закрытыми глазами и все время говорила. Ее галлюцинации вертелись всегда на двух-трех одинаковых идеях — забавных рассказах или на злобе против врачей и интернов, которых она называла "мясниками, свиньями" и т. д. Если ее гипнотизируют, она принимает всегда одну и ту же позу и продолжает свой бред "об этих скверных врачах, которые захватили еще одну бедную женщину, чтобы разрезать ее". Прежние магнетизеры были правы, когда говорили, что нервные припадки подобны несовершенному сомнамбулизму.

Последовательная смена различных психических существований.— Изменения личности при искусственном сомнамбулизме

Итак, мы видели, что изменения памяти можно легко объяснить изменениями образов, входящих в определенный момент в состав сознания, и что эти изменения памяти приводят к изменению личности или всей психической жизни. Теперь мы можем составить себе общее представление об

искусственном сомнамбулизме — о том особом состоянии, которое долго считалось сверхестественным и необъяснимым. Сомнамбулическое состояние, как мы выше показали, не обладает никаким характерными свойствами, которые можно было бы считать специфическими: если взять какого-нибудь человека и исследовать его лишь в данный единственный момент, то невозможно определить, в каком именно состоянии он находится. Сомнамбулическое состояние характеризуется лишь относительными признаками и может быть определено лишь по отношению к другому состоянию данного лица — к состоянию наяву или нормальному. "Кто имел случай наблюдать сомнамбул,—говорили прежние магнетизеры, хорошо разбиравшиеся в этом вопросе,—тот выносил убеждение, что в жизни сомнамбул наблюдается два совершенно различных существования или, по крайней мере, два вида существования" . Это совершенно верно: сомнамбулизм является вторым существованием, которое характеризуется только тем, что оно второе.

Таким образом становится понятной та столь часто повторявшаяся истина, что в сомнамбулизме нет ни одного явления — анестезии или, наоборот, обострения чувств, паралича, контрактуры и т. д. — которое не наблюдалось бы у другого лица в нормальном состоянии; но у последнего данный признак является постоянным и нормальным в течение всей жизни, а в первом случае она является лишь случайным и наблюдается лишь при втором существовании; по существу же своему это один и тот же признак. Субъект, который в сомнамбулизме бывает идиотом, слепым или умным, является им в той же форме, как и человек, который бывает идиотом, слепым или умным в течение всей жизни — с тою лишь разницей, что у первого это не наблюдается в течение всей жизни. У Розы в одном из ее глубоких сомнамбулизмов наблюдалась анестезия лишь на левой стороне тела; в настоящее время это состояние для нее ненормально, потому что в течение семи месяцев, которые я ее наблюдал, у нее все время была полная анестезия всего тела. Состояние это и не длительно, так как, если я разбужу ее или даже оставлю в покое, она мало-помалу теряет чувствительность на левой стороне тела и возвращается к своему нормальному состоянию, при котором она уже ничего не чувствует.

Однако это состояние, которое мы называем у Розы сомнамбулизмом, является для Марии нормальным, так как уже в течение месяца у нее наблюдается анестезия всей левой половины тела. Более того, сама Роза несколько времени тому назад страдала в течение трех месяцев анестезией левой половины тела; следовательно, для нее этих трех месяцев было естественным то состояние, которое теперь наступает при сомнамбулизме. А если разбудить ее, она все забудет? Без сомнения; но она также забыла все, когда после трех месяцев полуздоровья проснулась, совершенно лишившись чувствительности. Если бы я, принадлежащий к двигательному типу людей, нашел способ передать сразу своему соседу — художнику, принадлежащему к зрительному типу, состояние моей чувствительности, то он забыл бы свою прошедшую жизнь, которая казалось, однако, совершенно нормальной.

С этой точки зрения нам понятно также бесконечное разнообразие сомнамбул, которое так же велико, как и разнообразие окружающих нас людей: сомнамбулы могут приобретать всевозможные психические свойства, которые не наблюдаются у них в нормальном состоянии; иногда совершенно интеллигентные лица впадают при сомнамбулизме в состояние, свойственное обычно идиотам. Один мальчик-эпилептик , которого я легко усыплял, в сомнамбулизме проявлял ничтожные признаки психической жизни: у него сохранялось немного мышечного чувства (руки оставались в том положении, которое я им придавал) и немного слуха (он отвечал на все мои вопросы каким-то бормотаньем). Но это — все; сверх того он ничего не понимал и, следовательно, не повиновался внушениям; не мог говорить, так что было бы трудно и бесполезно заниматься исследованием его воспоминаний. Л. в сомнамбулизме страдает полным отсутствием памяти; подобно сомнамбуле, о которой говорит д-р Philips и которая забывала один слог по мере того, как произносила другой, он сейчас же забывал, что я говорю ему в данный момент. В крайнем случае, он мог выполнить простые внушения в тот самый момент, когда они даются; спустя некоторое время он уже ничего не мог сделать, так как забывал данные ему

приказания. Наоборот, N, о которой я говорил выше, в сомнамбулизме обладает удивительной памятью; даже по прошествии целого года она вспоминает самые мелкие детали предшествовавшего сомнамбулизма. Все другие сомнамбулы, которых я наблюдал, во втором существовании проявляют обычный и иногда далее замечательный ум и выражают чувства и идеи, свойственные лицам их положения.

Субъекты, обладающие во втором существовании особой памятью, ощущениями и умом, представляют весьма любопытное, но все же понятное явление. В этой новой жизни они усваивают новые моральные правила и новые понятия, как они делали это и в первом существовании (нормальной жизни).

Но можно себе представить, что может произойти при часто повторяющемся и длительном сомнамбулизме. Прежде всего, вторая личность будет находиться под влиянием своего магнетизера, подобно тому, как дитя находится под влиянием своих родителей; в силу этого влияния вторая личность усвоит себе привычки, манеры и понятия своего магнетизера — независимо от того, хочет ли последний этого или нет. Можно сказать, каков магнетизер, такова и сомнамбула. Покажите мне сомнамбулу, и я сумею сказать, кто усыплял ее и каковы мнения и понятия — научные или иные — ее первого магнетизера. Почему Леония наяву ревностная католичка, а в сомнамбулизме убежденная протестантка? Просто потому, что ее первый магнетизер был протестантом; здесь не нужно искать другой причины. Почему некоторые сомнамбулы беспрестанно принимать разные драматические позы? Потому что их показывали публике, как любопытных зверей, и они научились играть и симулировать драматические положения, будучи в настоящем сомнамбулическом состоянии . Это невольное воспитание сомнамбулы со стороны того, кто усыпляет ее, является величайшей опасностью подобных экспериментов: мы рискуем находить всегда у сомнамбулы подтверждение своих собственных идей. Во вступлении мы указали на некоторые предосторожности, которые старались принимать при своих опытах; но все-таки наши исследования могут приобрести общее значение лишь после контрольных опытов других авторов.

Каково бы ни было влияние воспитания на субъекта, последний вносит в свое сомнамбулическое существование,

подобно детям в их нормальной жизни, свои предрасположения и особенные способности. Beaunis говорит, что он никогда не слышал лжи из уст сомнамбулы . Должно быть, он был очень счастлив в этом отношении: есть сомнамбулы, которые лгут, как, например, Люси; другие, наоборот, очень честны, как Леония; словом, здесь наблюдается то же самое, что и it нормальной жизни, где встречаются как дурные, так и хорошие элементы. Нужно считаться не только с влиянием магнетизера, но и с влиянием всех других лиц, разговаривающих с субъектом в его новом состоянии, способствующих развитию этого последнего. Чтобы доказать это, достаточно описать одну из наших больных, Леонию, на которую все указанные влияния действовали самым любопытным образом. У этой женщины, жизнь которой является неправдоподобным, хотя и действительным романом, с трехлетнего возраста были припадки естественного сомнамбулизма. С шестнадцати лет разные лица постоянно усыпляли ее; теперь ей уже 45 лет. Обычная ее жизнь протекает в бедной сельской обстановке, а второе существование протекало в салонах или в психологическом кабинете и естественно принимало совершенно другое направление. Теперь в нормальном состоянии это бедная крестьянка — серьезна и немного грустна; спокойна и медлительна; очень приветлива со всеми окружающими и чрезвычайно робка; видя ее такой, невозможно даже подозревать о существовании в ней второй личности. После усыпления и переходного периода у нее наступает "пробуждение к другой жизни" , и она совершенно преображается: лицо меняется, глаза остаются закрытыми, но лишение зрения компенсируется остротой других органов чувств; она весела, подвижна, иногда даже невыносимо шумлива; по-прежнему добра, но у нее появляется странное стремление иронизировать и зло шутить. Ничего нет интереснее, как разговаривать с ней в конце сеанса после визита нескольких новых лиц, желавших видеть ее в сомнамбулизме. Она копирует мне их лица, подражает их манерам, старается угадать их маленькие смешные стороны и мелкие страсти, выдумывает целый роман по поводу каждого из них.

К этому новому характеру прибавляется еще необычайное количество новых воспоминаний, о которых она наяву даже

не подозревает, так как по пробуждении всегда все забывает. Недавно один врач из Гавра, часто видевший эту женщину в сомнамбулизме и бывший тогда одним из ее друзей (в сомнамбулизме она не всем оказывает внимание), встретил ее за городом в ее нормальном состоянии; забыв, при каких обстоятельствах он видел ее раньше, он подошел к ней, чтобы поздороваться. Бедная женщина остановилась в изумлении, так как совершенно не узнавала его. Есть много таких вещей, которые она знает только в сомнамбулизме. Да, наконец, это и не соответствовало бы даже законам элементарной психологии, если бы вся эта совокупность сомнамбулических ощущений, воспоминаний, привычек и свойств слагалась в синтез или систему, подобную той, которая образует нашу нормальную личность. Это совсем не то лицо, которое мы знаем в нормальном состоянии, и по первому нельзя составить себе представления о втором. Как известно, сомнамбулы во втором состоянии сохраняют воспоминание о своем первом состоянии и, следовательно, могут сами производить сравнение между обеими своими личностями. Очень интересно знать, что они думают о происшедшей с ними перемене.

Чаще всего, особенно при первых сеансах, когда у субъекта имеется много воспоминаний о первом состоянии и очень мало о втором, он чувствует себя просто изменившимся. Большинство из них говорят, что они спят, и нет ничего курьезнее этих лиц, которые, разговаривая с открытыми глазами, повторяют время от времени: "это правда, что я сплю, о, я хорошо сплю". Я думаю, что это — готовая фраза, не имеющая никакого смысла. Сомнамбулы заявляют, что спят, потому что им сказали, что их усыпляют, и потому что в обычном представлении гипнотизировать значит усыплять. Не следует слишком часто повторять это сомнамбуле, потому что в конце концов она считает себя обязанной действительно спать и придает своему лицу тупое выражение, которого вовсе не нужно.

Более интеллигентные лица говорили мне: "да, нет, я вовсе не сплю, нелепо утверждаеть это; я только изменилась, стала какой-то странной — что это вы со мной сделали" Теперь мы уже догадываемся, что с ними сделалось — мы знаем, что мы воспользовались их психической неустойчивостью для изменения состояния их чувствительности, парализуя для этого или, чаще, возбуждая один из их органов чувств. Это изменение субъекта иногда проявляется в грубой объективной форме: больная, будучи глухой в нормальном

состоянии, в сомнамбулизме слышит; у лица, которое наяву ничего не чувствует и не видит, появляется тонкое чувство осязания и способность видеть даже в темноте. Все лица, о которых мы упоминали, обнаруживали подобное изменение в области чувствительности и часто даже соответственные изменения в двигательной сфере; так как при этом они сохраняли воспоминания о своем первом состоянии и могли делать сравнения, то естественно, что они находили это "очень смешным". Иногда сомнамбулы и остаются при этом мнении, не изменяя своего взгляда; различие между сомнамбулизмом и нормальным состоянием выражено у них не настолько сильно, чтобы они могли дать себе отчет в происшедшем расщеплении личности. Люси в своем первом сомнамбулизме, даже после многочисленных сеансов, оставалась всегда одной и той же и постоянно повторяла: "это я — Люси, но вы меня изменили". Иногда изменения могут быть значительными, но происходят так постепенно и незаметно, что субъект, привыкнув, так сказать, к изменению, сохраняет свою идентичность. Так обстоит дело с Розой, которая во время своих трех или четырех последовательных сомнамбулических состояний на соответственный вопрос постоянно отвечает: "это все-таки я, но не совсем та же".

Часто же дело происходит иначе: субъект либо постепенно — по мере развертывания второго существования, либо внезапно — в силу слишком резкого изменения — отказывается признавать себя, издевается над своей первой личностью и заявляет, что он — новое лицо.

Эта странная привычка сомнамбул раздваиваться подобным образом встречается очень часто и была отмечена еще самыми первыми исследователями. "Сомнамбулы,—говорит De-leuze,—говорят о себе в третьем лице, как будто они в нормальном состоянии и сомнамбулизме два различных лица... Аделаида никогда не признавала тождественности своей с Малюткой, как она называла себя в сомнамбулизме" . Все, писавшие о животном магнетизме, упоминали об этом факте — столь же частом, как и любопытном.

N., считавшая себя сначала лишь изменившейся, заявила вскоре, что она — другое лицо. "Кто же вы такая?" — спросил я.—"Не знаю... я думаю, что это — больная". Не останавливаясь на этом странном ответе, который, пожалуй, не

так нелеп, я спросил ее, как ее зовут; ей вздумалось назвать себя Nichette. Это уменьшительное имя не должно вызывать улыбок — всякая подробность в этих тонких явлениях имеет свое значение; этим именем называли ее в раннем детстве и теперь она присвоила его в сомнамбулизме. Такие факты нередки: мы только что видели сомнамбулу Deleuze"a, называвшую себя "Малюткой". Доктор Жибер рассказывал мне, что тридцатилетняя женщина, которую он усыпил в первый раз, говорила о самой себе, как о маленькой Лили. Чем объяснить такое возвращение к детству? Не тем ли, что истерички, принадлежа наяву к зрительному типу, в глубоком сомнамбулизме приобретают вновь мышечное чувство, которым они, быть может, больше всего пользовались в детстве? Впрочем, мы вернемся еще к этому возвращению сомнамбул к детскому состоянию, так как оно является одним из главных факторов внушения. Люси, которая оставалась сама собой в первом сомнамбулизме, совершенно менялась во втором; должно быть, изменение было слишком велико, потому что она не узнавала себя больше; называла себя Андриеной (Люси 3) — именем, которое она присвоила себе при известных обстоятельствах, о которых речь будет ниже.

Наконец, может случиться, что всякое изменение состояния будет так велико, что произведет впечатление раздвоения личности. Леония при первом же описанном нами сомнамбулизме отказывается от своего обыкновенного имени и принимает имя Леонтины, к которому приучили ее ее первые гипнотизеры. "Эта женщина — вовсе не я,—говорит она,—она слишком глупа, эта другая, самая настоящая"; к этому ее тоже приучили — сама она считает себя такой же настоящей, как и "другая". Это новое лицо, Леония 2, приписывает себе все ощущения и действия, которые сознавались ею в сомнамбулизме; наоборот, она приписывает Леонии 1, т. е. Леонии в нормальном состоянии, все психические процессы, сознаваемые ею наяву. Сначала я был поражен одним исключением из этого правила и думал, что в этом распределении воспоминаний было нечто произвольное. У Леонии есть муж и дети; Леония 2 (в сомнамбулизме) приписывает себе только детей, говоря, что муж есть у другой. Такой выбор трудно было объяснить — тем более, что он не был постоянен. В конце концов я узнал, что прежние магнетизеры вызвали у нее сомнамбулизм во время первых родов и что второе состояние появлялось уже само собой во время последующих родов. Леония 2 была права, приписывая себе

детей, так как именно она родила их; таким образом, правило не нарушалось, и первый сомнамбулизм обусловил у нее раздвоение личности.

Но любопытно, что это не наблюдается при втором сомнамбулизме. Когда после летаргии и каталепсии она впадает в состояние второго сомнамбулизма, она уже не похожа на самое себя. Вместо подвижного ребенка она становится серьезной и важной: медленно говорит и мало двигается. Теперь она отличает себя от Леонии 1 в нормальном состоянии: "Это довольно глупая женщина,—говорит она,—это вовсе не я". Равным образом она отличает себя и от Леонии 2: "Как вы можете думать, что я похожа на эту сумасшедшую — к счастью, этого совсем нет". Это разделение одного существа на трех сменяющихся и презирающих друг друга лиц является весьма любопытным фактом и дает повод к возникновению целого ряда инцидентов, на которых я не могу останавливаться из боязни удлинить свою работу. Леония засыпает в вагоне железной дороги и впадает в состояние 2; через некоторое время Леония 2 хочет выйти из вагона за этой бедной Леонией 1, "которая, по ее словам, осталась на предыдущей станции и которую нужно предупредить". Если я показываю Леонии 2 портрет Леонии 1, она говорит: "почему она взяла мою шляпу? Кто-то одевается одинаково со мной". Когда она приезжает в Гавр, я должен здороваться поочередно со всеми тремя заключающимися в ней лицами, которые забавным образом проявляют последовательно одно и то же чувство. Бесполезно останавливаться на этих анекдотах, так как всякий может предугадать, какие странные положения могут возникнуть при подобном разделении личности.

Но, скажут нам, ведь это второе состояние не является настоящим существованием, так как оно не продолжительно и через некоторое время нужно всегда будить этих лиц. Конечно, некоторые лица не могут оставаться бесконечно долго в некоторых сомнамбулических состояниях. Леония в состоянии Леонии 2 не может есть и, следовательно, сможет оставаться в этом состоянии не больше одного дня; но это вовсе не потому, что второе состояние не может длиться, а потому, что тело тогда начинает сильно охлаждаться. Конечно, если оставить в сомнамбулизме неподвижного субъекта, не способного ни двигаться, ни есть, то он скоро потеряет слишком много тепла. Но если, наоборот, взять полное сомнамбулическое состояние, которое является настоящим вторым существованием, аналогичным нормальной жизни какого-либо

другого лица, то нет основания утверждать, что субъект не может оставаться в нем очень долго.

Не говоря уже об естественном втором существовании, которое может длиться довольно продолжительное время, как, например, у Фелиды, авторы часто упоминали об искусственных сомнамбулизмах, продолжавшихся более или менее долго. Знаменитый аббат Faria утверждал, что некоторые его субъекты годами оставались в сомнамбулизме и по пробуждении забывали все, что происходило за этот долгий период . Один гипнотизер усыпил двух молодых девушек зимою и разбудил их лишь несколько месяцев спустя в середине весны: они были очень поражены, увидав деревья в листьях и в цвету, так как помнили, что перед усыплением деревья были покрыты снегом. "Часто,—говорит один автор,—я оставлял своих сомнамбул усыпленными, но с открытыми глазами в течение всего дня и гулял с ними, чтобы производить над ними наблюдения, не возбуждая любопытства посторонних. Мне случалось продлить на две недели сомнамбулизм находившейся в моем услужении девушки; при этом она продолжала работать, как будто бы она была в своем обычном состоянии... По пробуждении она чувствовала себя в доме как бы чужой, совершенно не помня о том, что произошло" . Эти рассказы нельзя считать вымышленными, ибо факты эти легко проверить: я сам без всякого затруднения продержал Розу в сомнамбулизме в течение 4,5 дней, и все это время она чувствовала себя очень хорошо, спала и ела гораздо лучше, чем в нормальном состоянии. Еще больше продлил это состояние J. Janet, изучивший у сомнамбул тот интересный период, когда у истерички восстановляется чувствительность и она становится похожей на совершенно здорового человека.

Можно ли оставить этих субъектов в сомнамбулизме бесконечно долго? Таким способом легко было бы совершенно излечить истерию; к сожалению, это представляется мне весьма трудным. Сомнамбулическое состояние кажется мне — по крайней мере, для моих субъектов — очень утомительным и быстро истощает их. Некоторые, как Леония и Люси, часто чувствуют потребность после сомнамбулизма поспать несколько минут, чтобы немного отдохнуть; вообще же истерички остаются в этом состоянии только благодаря возобновляемым

время от времени возбуждениям в виде пассов, электрического тока и проч. Весьма возможно, что к истеричкам при длительном сомнамбулизме мало-помалу вернулись бы их дефекты и обычная анестезия, и они вновь пришли бы в свое нормальное состояние, забыв все, что произошло в течение их более полного существования. Однако мои наблюдения на этот счет совершенно недостаточны, и я не могу сделать окончательных выводов.

Остается еще один вопрос по поводу этих новых форм психической жизни: ниже они или выше нормального состояния? Является ли для субъекта этот переход из одного состояния в другое регрессом или прогрессом? Многие авторы высказывались в пользу последнего мнения. "Это последнее, т. е. забывание по пробуждении заставляет нас думать, что сомнамбулизм является более совершенным состоянием" . Myers в своих интересных исследованиях об автоматическом письме задает себе вопрос: не может ли сомнамбулизм быть иногда состоянием эволюции, а не регресса психики? На это нельзя дать общего ответа вследствие многочисленных вариаций сомнамбулизма. Существует бесконечное число форм психической жизни, начиная с той которая содержит лишь один изолированный рудиментарный психический элемент без суждения и даже без сознавания личности, и восходя до сознания высшей монады, о которой говорит Лейбниц и которая представляет в сокращенном виде весь мир. Мы видели, что путем гипноза можно привести субъекта в первое состояние, названное нами каталепсией — иначе говоря, его можно низвести на самую низшую ступень сознания.

Нельзя ли таких субъектов приблизить и к высшей форме сознания? Это зависит, я думаю, от свойств их сознания в нормальном состоянии: когда имеешь дело с истеричками, у которых сознание, ощущение и память ослаблены и ниже нормы, тогда малейшее возбуждение нервной системы (пассы и электрический ток являются очень сильными возбудителями) возвращают им утраченные способности и приводят их к высшей форме существования. Ясно, что Люси 3, Роза 4 или Леония 3 стоят на гораздо более высокой ступени сознания, чем Люси 1, Роза 1, Леония 1. Но здесь дело идет об истеричных женщинах, и сообщаемая им высшая форма существования является просто нормальной жизнью, которой

они должны были бы постоянно пользоваться, если бы не были больны. Это состояние, будучи выше нормального, так мало отличается от него, что далее у этих женщин оно подобно тому состоянию, когда они были более или менее здоровы. Можно ли подняться выше в этом направлении? Можно ли превзойти эти сомнамбулические состояния или сообщить здоровым людям, для которых эта форма существования является естественной, другую, высшую форму? Подобную возможность допускали почти все прежние магнетизеры, которые и изучали на своих субъектах новые чувства и сверхъестественные способности. Это же занимало и Myers"а, когда он говорил о приспособлении нашей новой личности к новым потребностям. Но мы не можем входить в рассмотрение этого вопроса, который не имеет прямого отношения к поставленной нами задаче.

Заключение

Изучая в предыдущей главе изолированные психические явления, мы видели, что с одной стороны движения конечностей и ощущения, а с другой — выражения лица, жесты и эмоции образуют синтезы, элементы которых связаны и неразделимы. Раз дан один элемент ощущения или эмоции, другие элементы возникают поневоле и образуют группу, имеющую тенденцию развиваться и сохраняться как можно дольше. В настоящей главе мы изучили более сложную группу психических элементов, образующуюся из ощущений и воспоминаний, и установили для нее аналогичный закон. Когда исчезает какое-нибудь чувство или хотя бы определенный вид чувствительности, то равным образом исчезают образы и воспоминания, связанные с данным чувством. Когда же какое-либо чувство сохраняется, то остаются нетронутыми и соответственные образы и воспоминания о них. "Нет чувства, нет и идей,—говорит Lamettrie в своем "Homme-ma-chine",—чем меньше чувства, тем меньше и идей" . Мы же скажем: без чувств нет воспоминаний; чем меньше чувств, тем меньше и воспоминаний. Сохраняющиеся воспоминания соединяются и группируются вокруг одного главного ощущения, в котором они находят свое выражение и благодаря которому всплывают на поверхность сознания; если они многочисленны, то образуют целую систему, все части которой зависят друг от друга и связаны одной общей памятью.

Человек, который в психическом отношении был бы идеально здоров, мог бы иметь только одну память; так как при этом все психические явления были бы всегда связаны с одними и теми же постоянно наличными образами, то такой субъект мог бы легко вызывать их в каждый данный момент. Но настолько ни один человек не совершенен: тысяча условий — аффективные состояния, сон, опьянение или болезнь — изменяют или уничтожают одни образы, оживляют другие и изменяют все направление сознания. Таким образом образуются вторичные группы вокруг известных образов, необычных для данной психики; эти новые образы могут иногда совсем не появляться; но если они периодически появляются самопроизвольно или вызываются искусственно, то они влекут за собой все связанные с ними воспоминания и таким путем различные формы памяти сменяют друг друга.

Группа связанных образов может дать начало особому суждению, в котором сознается и констатируется единство образов; тогда сменяющие друг друга формы памяти обусловливают возникновение различных сменяющихся личностей. Сомнамбулизм является именно такой формой существования, в которой проявляются особые память и личность: существенный признак сомнамбулизма заключается в том, что он является анормальным психическим состоянием, не распространяющимся на всю жизнь индивида и сменяющимся другими состояниями и формами памяти, которые не знают друг о друге. Будучи часто несовершенным и рудиментарным, сомнамбулизм может иногда образовать новую форму существования, более совершенную, чем обычное состояние индивида. Для этого необходимо, чтобы обстоятельства благоприятствовали автоматическому развитию образующих второе состояние психических элементов и сделали бы их группировку более связной и устойчивой. Тогда системы психических элементов, подобно каждому элементу в отдельности, как бы живут своей собственной жизнью, и эта жизнь отдельных психических систем создает различные личности и различные формы сомнамбулизма.

1. Я хочу выучить наизусть стихотворение и прочитываю его вслух стих за стихом, а, затем повторяю несколько раз. Он запечатлелся в моей памяти. Теперь я пытаюсь дать себе отчет в том, как урок был выучен, и вызываю в своем представлении те фразы, которые я, одну за другою, прошел. Каждое из последовательных чтений встает перед моим умственным взором в своей индивидуальной особенности; я снова вижу его вместе со всеми теми обстоятельствами, которые его сопровождали и в рамку которых оно все еще остается включенным; оно отличается от всех предыдущих и всех последующих чтений уже самим местом, занимаемым им во времени; одним словом, каждое из таких чтений снова проходит передо мною, как определенное событие моей истории. И тут опять-таки говорят, что эти образы - мои воспоминания, что они запечатлелись в моей памяти. В обоих этих случаях употребляются одни и те же слова. Обозначают ли они, однако, тот же самый предмет? Знание стихотворения, которое я запомнил, выучив наизусть, имеет все признаки привычки. Как и привычка, оно приобретено посредством повторения одного и того же усилия. Как и привычка, оно потребовало сначала расчленения, потом восстановления целостного действия. Наконец, как всякое привычное упражнение моего тела, оно включено в механизм, который весь целиком приходит в движение под влиянием начального толчка, в замкнутую систему автоматических движений, которые следуют друг за другом всегда в одинаковом порядке и занимают всегда одинаковое время.

Напротив, вспоминание какого-либо определенного чтения, например, второго или третьего, не имеет ни одного из признаков привычки. Его образ, очевидно, запечатлелся в памяти сразу, ибо другие чтения, по самому определению, суть отличные от него воспоминания. Это как бы событие моей жизни; для него существенна определенная дата, а следовательно, невозможность повторяться. Все, что присоединили к нему позднейшие чтения, могло явиться лишь изменением его первоначальной природы; и если мое усилие вызвать в памяти этот образ становится тем легче, чем чаще я его повторяю, то самый образ, рассматриваемый в себе, конечно, уже с самого начала таков, каким он останется навсегда.

Быть может, скажут, что эти два вида памяти - вспоминание отдельного чтения и знание урока - различаются между собой лишь количественно, что последовательные образы, возникающие при каждом чтении, накладываются друг на друга и что выученный урок есть просто составной образ, являющийся результатом такого наложения. Бесспорно, что каждое из последовательных чтений отличается от предыдущего, между прочим, тем, что урок оказывается лучше выученным. Несомненно, однако, и то, что каждое из них, рассматриваемое именно как новое прочитывание, а не как все лучше и лучше усвояемый урок, абсолютно довлеет себе, пребывает в том виде, в каком оно раз осуществилось, и образует вместе со всеми сопровождающими обстоятельствами несводимый момент моей истории. Можно даже пойти дальше и сказать, что сознание вскрывает глубокую разницу, разницу по существу, между этими двумя родами воспоминания. Воспоминание такого-то чтения есть представление и только представление; оно дается интуицией моего духа, которую я могу по желанию удлинить или укоротить; я произвольно отвожу ему ту или другую длительность; ничто не препятствует мне охватить его сразу, как окидывают одним взглядом картину. Напротив, припоминание выученного урока, даже когда я ограничиваюсь повторением его про себя, требует вполне определенного времени, а именно ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы выполнить, хотя бы только мысленно, одно за другим все те движения, которые необходимы для произнесения соответственных слов; следовательно, это уже не представление, это действие. И в самом деле, урок, после того как вы его раз выучили, не носит уже на себе никакой отметки, выдающей его происхождение и позволяющей отнести его к прошлому; он составляет принадлежность моего настоящего в таком же смысле, как, например, привычное умение ходить или писать; он скорее изживается, “проделывается” , чем представляется; -я мог бы принять его за врожденную способность, если бы вместе с ним в моей памяти не возникал ряд тех последовательных представлений-чтений, посредством которых я его усвоил. Но представления эти независимы от урока, и так как они предшествовали его усвоению и воспроизведению, то урок, раз выученный, мог бы также обойтись и без них.

Доведя это основное различие до конца, мы можем представить себе две теоретически самостоятельные и независимые друг от друга памяти. Первая регистрирует в форме образов-воспоминаний все события нашей повседневной жизни, по мере того как они развертываются во времени; она не пренебрегает никакой подробностью; она оставляет каждому факту, каждому движению его место и его дату. Без всякой задней мысли о пользе или практическою применении, но просто в силу естественной необходимости становится она складочным местом для прошлого.

Благодаря ей наш разум, или, лучше сказать, рассудок, получает возможность узнать какое-нибудь уже испытанное раньше восприятие; к ней мы прибегаем всякий раз, когда в поисках известного образа поднимаемся по склону нашей прошлой жизни. Но всякое восприятие продолжается в зачаточное действие; и по мере того как однажды воспринятые нами образы закрепляются, выстраиваясь один за другим вдоль этой памяти, продолжающие их движения видоизменяют организм, создавая в нашем теле новые предрасположения к действию. Так складывается опыт совершенно нового рода, который отлагает в теле ряд вполне выработанных механизмов, выполняющих все более и более многочисленные и разнообразные реакции на внешние раздражения, дающих совершенно готовые ответы на непрерывно растущее число возможных запросов. Мы сознаем, эти механизмы в тот момент, когда они вступают в действие, и это сознание всех прошлых усилий, скопившихся в настоящем, все еще есть память, но память, глубоко отличная от охарактеризованной выше, всегда устремленная к действию, пребывающая в настоящем и не видящая ничего, кроме будущего. От прошлого она удержала только разумно координированные движения, представляющие собой накопленные усилия; она обретает эти прошлые усилия не в отражающих их образах-воспоминаниях, а в том строгом порядке и систематическом характере, которыми отличаются движения, выполняемые нами в настоящее время. По правде говоря, она уже не дает нам представления о нашем прошлом, она его разыгрывает; и если она все-таки заслуживает наименования памяти, то уже не потому, что сохраняет образы прошлого, а потому что продолжает их полезное действие вплоть до настоящего момента.

Из этих двух памятей, из которых одна воображает, а другая повторяет, последняя может замещать собой первую и зачастую даже создавать се иллюзию. Когда собака встречает своего хозяина радостным лаем и ласкается к нему, она, без сомнения, узнает его; но едва ли такое узнавание предполагает возникновение прошлого образа и сближение этого образа с текущим восприятием. Не состоит ли оно, скорее, просто в том, что животное сознает ряд тех особых положений, которые занимает его тело, и привычка к которым выработалась у него под влиянием близких отношений к хозяину, так что в настоящий момент они чисто механически вызываются в нем самым восприятием хозяина? Остережемся идти слишком далеко по этому пути! Даже у животного смутные образы прошлого, быть может, выдвигаются из-за текущего восприятия; мыслимо даже, что прошлое животного все целиком потенциально отпечатывается в его сознании; но это прошлое не может заинтересовать животное настолько, чтобы отделиться от настоящего, которое его к себе приковывает, а потому акты узнавания должны им, скорее, переживаться, чем мыслиться. Чтобы вызвать прошлое в форме образа, надо иметь способность отвлекаться от настоящего действия, надо уметь придавать цену бесполезному, нужна воля к грезам. Возможно, что один только человек способен к усилию этого рода. Но и мы, люди, восходя таким образом к прошлому, находим его всегда ускользающим, как бы бегущим от нашего взора, словно эта регрессивная память встречает сопротивление в другой памяти, более естественной, которая, двигаясь вперед, влечет нас к действию и к жизни.

Когда психологи говорят о воспоминании как о сложившейся привычке, как о впечатлении, все глубже и глубже внедряющемся в нас посредством повторения, они забывают, что огромное большинство наших воспоминаний касаются таких событий и подробностей нашей жизни, к существу которых относится обладание определенной датой, а, следовательно, невозможность когда-либо воспроизводиться. Воспоминания, приобретаемые умышленно посредством повторения, редки, исключительны. Напротив, регистрирование нашей памятью фактов и образов, единственных в своем роде, осуществляется непрерывно, во все моменты нашей жизни. Но мы скорее, замечаем такие воспоминания, которые сознательно усваиваются нами, ибо как раз они нам наиболее полезны. А так как усвоение этих воспоминаний путем повторения того же самого усилия похоже на уже известный нам процесс приобретения привычки, то мы, естественно, обнаруживаем склонность выдвигать воспоминания этого рода на первый план, рассматривать их как образец всякого воспоминания, т.е. видеть и в самопроизвольном воспоминании то же самое явление в зачаточном состоянии, как бы приступ к уроку, который предстоит выучить наизусть. Но как же не заметить, что существует коренное различие между тем, что должно создаваться посредством повторения, и тем, что по самому существу своему не может повторяться? Самопроизвольное воспоминание является сразу совершенно законченным; время ничего не может прибавить к этому образу, не извращая самой его природы; он сохраняет в памяти свое место и свою дату. Наоборот, усвоенное нами воспоминание выходит из-под власти времени, по мере того как урок все лучше и лучше выучивается; оно становится все более и более безличным, все более и более чуждым нашей прошлой жизни. Итак, повторение отнюдь не может иметь результатом превращение первого воспоминания во второе; его роль состоит просто в том, чтобы все полнее и полнее использовать те движения, в которые продолжается воспоминание первого рода, сорганизовать их в одно целое и построить таким образом механизм, создать новую телесную привычку. Но такая привычка есть воспоминание лишь постольку, поскольку я припоминаю, как я ее приобрел; а припоминаю это лишь постольку, поскольку обращаюсь к моей самопроизвольной памяти, которая датирует события и заносит каждое из них в свой список только один раз. Таким образом, из тех двух видов памяти, которые мы только что разграничили, первый является, так сказать, памятью по преимуществу. Память второго рода - та, которую обыкновенно изучают психологи, - есть скорее привычка, освященная памятью, чем сама память...

Покажем, как при усвоении чего-либо обе памяти идут рука об руку, оказывая друг другу взаимную поддержку. Повседневный опыт показывает, что уроки, вызубренные при помощи двигательной памяти, повторяются автоматически; но из наблюдения патологических случаев явствует, что автоматизм простирается здесь гораздо дальше, чем мы обыкновенно думаем. Замечено, что душевнобольные дают иногда разумные ответы на ряд вопросов, смысла которых они не понимают; язык функционирует у них наподобие рефлекса. Страдающие афазией, не способные произвольно произнести ни одного слова, безошибочно вспоминают слова мелодии, когда ее поют. Они в состоянии также бегло произнести молитву, ряд чисел, перечислить дни недели или названия месяцев. Таким образом, механизмы, крайне сложные и достаточно тонкие для того, чтобы произвести иллюзию разумности, могут, раз они построены, функционировать сами собой, а, следовательно, обыкновенно подчиняются только начальному толчку со стороны нашей воли. Но что происходит в то время, как мы их повторяем? Когда мы упражняемся, стараясь, например, выучить урок, то не присутствует ли невидимо в нашей душе с самого начала тот образ, который мы хотим воссоздать при помощи движений? Уже при первом повторении урока наизусть смутное чувство какого-то беспокойства дает нам возможность узнать, что мы только что сделали ошибку, словно предостерегающий голос слышится нам в таких случаях из темных глубин нашего сознания. Сосредоточьте же ваше внимание на том, что вы испытываете, и вы почувствуете, что полный образ здесь, перед вами, но неуловим, как настоящий призрак, который исчезает в тот самый момент, когда ваша двигательная активность пытается фиксировать его очертания. Во время ряда новейших опытов, предпринятых, впрочем, для совершенно иной цели, пациенты заявляли, что испытывают впечатление именно такого рода. Перед их глазами в течение нескольких секунд держали ряд букв, предлагая удержать последние в памяти. Но, для того чтобы помешать им подчеркнуть наблюдаемые буквы движениями, соответствующими их произнесению, от испытуемых требовали непрерывного повторения одного и того же слога в течение того времени, пока они созерцали образ. В результате явилось своеобразное психологическое состояние, при котором, людям казалось, что они находятся в полном обладании зрительного образа “не будучи, однако, в состоянии воспроизвести хотя бы малейшую его часть: в тот момент, когда они могли бы это сделать, строчка к их величайшему изумлению исчезала. Говоря словами одного из них, в основе этого состояния было представление целого, своего рода всеохватывающая сложная идея, между отдельными частями которой чувствовалось невыразимое словами единство” . Это самопроизвольное воспоминание, которое, несомненно, скрывается позади воспоминания приобретенного, может обнаружиться, если на него внезапно падает луч света; но оно ускользает при малейшей попытке схватить его посредством умышленного припоминания. Исчезновение ряда букв, образ которых, как казалось наблюдателю, он удерживает в памяти, происходит тогда, когда наблюдатель начинает повторять буквы: “это усилие как бы выталкивает остальную часть образа за пределы сознания” .

Проанализируйте теперь те приемы, которые рекомендует воображению мнемотехника, и вы найдете, что задача этого искусства как раз и состоит в том, чтобы выдвигать на первый план стушевывающееся самопроизвольное воспоминание и предоставлять его, подобно воспоминанию активному, в наше распоряжение; для достижения этого надо прежде всего подавить все бессильные потуги действующей или двигательной памяти. Способность к умственной фотографии, говорит один писатель, принадлежит, скорее, подсознанию, чем сознанию; она с трудом повинуется призывам воли. Чтобы упражнять ее, надо развить в себе такие привычки, как, например, уменье сразу удержать в памяти различные сочетания точек, даже не помышляя о сосчитывании их: необходимо до известной степени подражать мгновенности этой памяти, если мы желаем подчинить ее себе. И все-таки она остается капризной в своих проявлениях; а так как те воспоминания, которые она приносит с собой, носят на себе печать грез, то сколько-нибудь систематическое вмешательство ее в нашу духовную жизнь редко обходится без глубокого расстройства умственного равновесия.

Резюмируя предыдущее, мы скажем, что прошлое, как мы это и предвидели, может, по-видимому, накопляться в двух крайних формах: с одной стороны, в виде утилизирующих его двигательных механизмов, с другой стороны, в виде индивидуальных образов-воспоминаний, которые зарисовывают все события, сохраняя их собственные очертания, их собственные краски, их место во времени. Первая из этих двух памятей действительно ориентирована в согласии с требованиями нашей природы; вторая, предоставленная самой себе, избрала бы скорее противоположное направление. Первая, приобретенная при помощи сознательного усилия, остается в зависимости от нашей воли; вторая, совершенно самопроизвольная, обнаруживает такую же капризность при воспроизведении, как и верность в сохранении образов. Единственная правильная и надежная услуга, которую вторая память оказывает первой, состоит в том, что первая может лучше сделать свой выбор при свете образов, доставляемых “второй, -образов, которые предшествовали положению вещей, похожему на настоящее, или следовали за ним: в этом заключается ассоциация идей. Это единственный случай, когда память ретроспективная правильно подчиняется памяти повторяющей. Во всех других случаях мы предпочитаем построить механизм, который позволяет нам по мере надобности заново нарисовать образ, ибо мы прекрасно чувствуем, что не можем рассчитывать на его самопроизвольное появление. Таковы две крайние формы памяти, если рассматривать каждую из них в чистом виде.

Заметим тотчас же: истинную природу воспоминания не удалось до сих пор распознать только потому, что исследователи берут обычно его промежуточные и до известной степени нечистые формы. Вместо того чтобы сначала разделить эти два элемента - образ-воспоминание и движение, -а потом поискать тот ряд операций, посредством которого им удается, потеряв кое-что из своей первоначальной чистоты, слиться друг с другом, -вместо всего этого рассматривают лишь смешанное явление, возникающее как результат их срастания. Будучи смешанным, явление это одной своей стороной представляет двигательную привычку, другой своей стороной - образ, более или менее сознательно локализованный... Мы перейдем теперь к рассмотрению этих промежуточных состояний и попытаемся выделить в них то, что приходится на долю зачаточного действия, и то, что относится к независимой памяти, т.е. к образам-воспоминаниям. Каковы же эти состояния? Представляя одной своей стороной движения, они должны, согласно нашей гипотезе, продолжаться в текущее восприятие; но вместе с тем в качестве образов они должны воспроизводить прошлые восприятия. Но тот конкретный акт, посредством которого наше прошлое снова схватывается нами в настоящем, есть узнавание.

Покажем, как при усвоении чего-либо обе памяти идут рука об руку, оказывая друг другу взаимную поддержку. Повседневный опыт показывает, что уроки, вызубренные при помощи двигательной памяти, повторяются автоматически; но из наблюдения патологических случаев явствует, что автоматизм простирается здесь гораздо дальше, чем мы обыкновенно думаем. Замечено, что душевнобольные дают иногда разумные ответы на ряд вопросов, смысла которых они не понимают; язык функционирует у них наподобие рефлекса. Страдающие афазией, не способные произвольно произнести ни одного слова, безошибочно вспоминают слова мелодии, когда ее поют. Они в состоянии также бегло произнести молитву, ряд чисел, перечислить дни недели или названия месяцев.

Таким образом, механизмы, крайне сложные и достаточно тонкие для того, чтобы произвести иллюзию разумности, могут, раз они построены, функционировать сами собой, а, следовательно, обыкновенно подчиняются только начальному толчку со стороны нашей воли.

Говоря словами одного из них, в основе этого состояния было представление целого, своего рода всеохватывающая сложная идея, между отдельными частями которой чувствовалось невыразимое словами единство”. Это самопроизвольное воспоминание, которое, несомненно, скрывается позади воспоминания приобретенного, может обнаружиться, если на него внезапно падает луч света; но оно ускользает при малейшей попытке схватить его посредством умышленного припоминания. Исчезновение ряда букв, образ которых, как казалось наблюдателю, он удерживает в памяти, происходит тогда, когда наблюдатель начинает повторять буквы: “это усилие как бы выталкивает остальную часть образа за пределы сознания”.

Проанализируйте теперь те приемы, которые рекомендует воображению мнемотехника, и вы найдете, что задача этого искусства как раз и состоит в том, чтобы выдвигать на первый план стушевывающееся самопроизвольное воспоминание и предоставлять его, подобно воспоминанию активному, в наше распоряжение; для достижения этого надо прежде всего подавить все бессильные потуги действующей или двигательной памяти. Способность к умственной фотографии, говорит один писатель, принадлежит, скорее, подсознанию, чем сознанию; она с трудом повинуется призывам воли. Чтобы упражнять ее, надо развить в себе такие привычки, как, например, уменье сразу удержать в памяти различные сочетания точек, даже не помышляя о считывании их: необходимо до известной степени подражать мгновенности этой памяти, если мы желаем подчинить ее себе. И все-таки она остается капризной в своих проявлениях; а так как те воспоминания, которые она приносит с собой, носят на себе печать грез, то сколько-нибудь систематическое вмешательство ее в нашу духовную жизнь редко обходится без глубокого расстройства умственного равновесия.

Резюмируя предыдущее, мы скажем, что прошлое, как мы это и предвидели, может, по-видимому, накопляться в двух крайних формах: с одной стороны, в виде утилизирующих его двигательных механизмов, с другой стороны, в виде индивидуальных образов-воспоминаний, которые зарисовывают все события, сохраняя их собственные очертания, их собственные краски, их место во времени. Первая из этих двух памятей действительно ориентирована в согласии с требованиями нашей природы; вторая, предоставленная самой себе, избрала бы скорее противоположное направление. Первая, приобретенная при помощи сознательного усилия, остается в зависимости от нашей воли; вторая, совершенно самопроизвольная, обнаруживает такую же капризность при воспроизведении, как и верность в сохранении образов.

Единственная правильная и надежная услуга, которую вторая память оказывает первой, состоит в том, что первая может лучше сделать свой выбор при свете образов, доставляемых “второй, -образов, которые предшествовали положению вещей, похожему на настоящее, или следовали за ним: в этом заключается ассоциация идей. Это единственный случай, когда память ретроспективная правильно подчиняется памяти повторяющей. Во всех других случаях мы предпочитаем построить механизм, который позволяет нам по мере надобности заново нарисовать образ, ибо мы прекрасно чувствуем, что не можем рассчитывать на его самопроизвольное появление. Таковы две крайние формы памяти, если рассматривать каждую из них в чистом виде.

Заметим тотчас же: истинную природу воспоминания не удалось до сих пор распознать только потому, что исследователи берут обычно его промежуточные и до известной степени нечистые формы. Вместо того чтобы сначала разделить эти два элемента - образ-воспоминание и движение, - а потом поискать тот ряд операций, посредством которого им удается, потеряв кое-что из своей первоначальной чистоты, слиться друг с другом, -вместо всего этого рассматривают лишь смешанное явление, возникающее как результат их срастания. Будучи смешанным, явление это одной своей стороной представляет двигательную привычку, другой своей стороной - образ, более или менее сознательно локализованный...

Рассмотрим основные виды памяти.

Непроизвольная память (информация запоминается сама собой без специального заучивания, а в ходе выполнения деятельности, в ходе работы над информацией). Сильно развита в детстве, у взрослых ослабевает.

Произвольная память (информация запоминается целенаправленно, с помощью специальных приемов). Эффективность произвольной памяти зависит:

От целей запоминания (насколько прочно, долго человек хочет запомнить). Если цель – выучить, чтобы сдать экзамен, то вскоре после экзамена многое забудется, если цель – выучить надолго, для будущей профессиональной деятельности, то информация мало забывается.

От приемов заучивания. Приемы заучивания:

механическое дословное многократное повторение – работает механическая память, тратится много сил, времени, а результаты низкие. Механическая память – это память, основанная на повторении материала без его осмысления;

логический пересказ, который включает: логическое осмысление материала, систематизацию, выделение главных логических компонентов информации, пересказ своими словами – работает логическая память (смысловая) – вид памяти, основанный на установлении в запоминаемом материале смысловых связей. Эффективность логической памяти в 20 раз выше, чем у механической;

образные приемы запоминания (перевод информации в образы, графики, схемы, картинки) – работает образная память. Образная память бывает разных типов: зрительная, слуховая, моторно-двигательная, вкусовая, осязательная, обонятельная, эмоциональная;

мнемотехнические приемы запоминания (специальные приемы для облегчения запоминания).

Выделяют также кратковременную память, долговременную, оперативную, промежуточную память. Любая информация вначале попадает в кратковременную память, которая обеспечивает запоминание однократно предъявленной информации на короткое время (5-7 мин), после чего информация может забыться полностью либо перейти в долговременную память, но при условии 1-2-кратного повторения информации. Кратковременная память (КП) ограничена по объему, при однократном предъявлении в КП помещается в среднем 7 + 2. Это магическая формула памяти человека, т.е. в среднем с одного раза человек может запомнить от 5 до 9 слов, цифр, чисел, фигур, картинок, кусков информации.

Долговременная память обеспечивает длительное сохранение информации: бывает двух типов: 1) ДП с сознательным доступом (т.е. человек может по своей воле извлечь, вспомнить нужную информацию); 2) ДП закрытая (человек в естественных условиях не имеет к ней доступа, а лишь при гипнозе, при раздражении участков мозга может получить к ней доступ и актуализировать во всех деталях образы, переживания, картины всей жизни человека).

Оперативная память – вид памяти, проявляющийся в ходе выполнения определенной деятельности, обслуживающий эту деятельность благодаря сохранению информации, поступающей как из КП, так и из ДП, необходимой для выполнения текущей деятельности.

Промежуточная память – обеспечивает сохранение информации в течение нескольких часов, накапливает информацию в течение дня, а время ночного сна отводится организмом для очищения промежуточной памяти и категоризации информации, накопленной за прошедший день, переводом ее в долговременную память. По окончании сна промежуточная память опять готова к приему новой информации. У человека, который спит менее трех часов в сутки, промежуточная память не успевает очищаться, в результате нарушается выполнение мыслительных, вычислительных операций, снижаются внимание, кратковременная память, появляются ошибки в речи, в действиях.

3. Процесс забывания

Забывание – естественный процесс. Подобно сохранению и запоминанию, оно имеет избирательный характер. Физиологическая основа забывания – торможение временных связей. Забывается прежде всего то, что не имеет для человека жизненно важного значения, не вызывает его интереса, не соответствует его потребностям.

Забывание может быть полным или частичным, длительным или временным. При полном забывании закрепленный материал не только не воспроизводится, но и не узнается. Частичное забывание материала происходит тогда, когда человек воспроизводит его не весь или с ошибками, а также когда узнает, но не может воспроизвести. Временное забывание физиологи объясняют торможением временных нервных связей, полное забывание – их угасанием.

Процесс забывания протекает неравномерно: вначале быстро, затем медленнее. В течение первых пяти дней после заучивания забывание идет быстрее, чем в последующие пять дней. Исследования процесса забывания выявили также одну интересную особенность: наиболее полное и точное воспроизведение сложного и обширного материала обычно бывает не сразу после заучивания, а спустя 2-3 дня. Такое улучшенное отсроченное воспроизведение называется реминисценцией.

Для уменьшения забывания необходимо: 1) понимание, осмысление информации (механически выученная, но не понятая до конца информация забывается быстро и почти полностью – кривая 1 на графике); 2) повторение информации (первое повторение нужно через 40 мин после заучивания, так как через час в памяти остается только 50% механически заученной информации). Необходимо чаще повторять в первые дни после заучивания, поскольку в эти дни максимальны потери от забывания. Лучше так: в первый день – 2-3 повторения, во второй день – 1-2 повторения, в третий-седьмой день по одному повторению, затем одно повторение с интервалом в 7-10 дней. Помните, что 30 повторений в течение месяца эффективнее, чем 100 повторений за день. Поэтому систематическая, без перегрузки учеба, заучивание маленькими порциями в течение семестра с периодическими повторениями через 10 дней намного эффективнее, чем концентрированное заучивание большого объема информации в сжатые сроки сессии, вызывающее умственную и психическую перегрузку и почти полное забывание информации через неделю после сессии.

Забывание в значительной мере зависит от характера деятельности, непосредственно предшествующей запоминанию и происходящей после нее. Отрицательное влияние предшествующей запоминанию деятельности получило название проективного торможения. Отрицательное влияние следующей за запоминанием деятельности называют ретроактивным торможением, оно особенно ярко проявляется в тех случаях, когда вслед за заучиванием выполняется сходная с ним деятельность или если эта деятельность требует значительных усилий.

Формы воспроизведения:

узнавание – проявление памяти, которое возникает при повторном восприятии объекта;

воспоминание, которое осуществляется при отсутствии восприятия объекта;

припоминание, представляющее собой наиболее активную форму воспроизведения, во многом зависящую от ясности поставленных задач, от степени логической упорядоченности запоминаемой и хранимой в ДП информации.

Заключение

Развитие памяти в целом зависит от человека, от сферы его деятельности.

И напрямую зависит от нормального функционирования и развития других «познавательных» процессов. Работая над тем или иным процессом человек не задумываясь, развивает и тренирует память.

Решение старшеклассниками большинства ментальных задач, в основном, связано с проявлением и напряженным функционированием процессов внимания и краткосрочной памяти. Их составными компонентами, как известно, являются подвижность нервных процессов (в том числе скорость циркуляции нервного импульса), а также уравновешенность возбуждения и торможения различной природы. Все вышеперечисленные стороны нервной деятельности протекают циклично и подчинены управлению при помощи биологических часов. Вместе с тем хронофизиологических сведений о внимании в доступной литературе крайне недостаточно. Особенно слабо освещены вопросы циркасептальных сдвигов различных сторон умственной деятельности и их детерминации циклическими астрономическими процессами.

На результатах данной работы могут основываться рекомендации школьникам старших классов по правильному использованию своего времени, распределению недельной умственной нагрузки, не вызывая при этом сильной усталости и нервного напряжения.

Список литературы

Крутецкий В. А. Психология обучения и воспитания школьников. СПб: Дельта, 2003.-651с.

Основы психологии / Л. Д. Столяренко – Ростов – на Дону. 2000.-327с.

Психология / Р. С. Немов. М.:-Дрофа,2001.-268с.

Психология. Словарь справочник / М. И. Дьченко, Л. А. Кандыбович - Мн.: Хэлсон. СПб: Дельта, 2001.-410с.

Реан А. А. Психология изучения личности, СПб: изд. Михайлова В. А., 2003.-531с.

Солсо Р.Л. Когнитивная психология. М., Тривола, М.: Наука, 2000.-320с.

1. Психика - это:
А. Объективный образ реальности;
Б. Субъективное восприятие окружающего мира;
В. Субъективный образ объективной реальности;
Г. Отражение внутренних свойств личности.

2. Предположение о рефлекторном характере психики впервые высказал:
А. Гиппократ
Б. Гельмгольц
В. Галль
Г. Декарт

3. К объективным методам психологии относятся:
А. Наблюдение
Б. Методика Роршаха
В. Близнецовый метод
Г. Лабораторный эксперимент

4. Минимальная величина раздражителя, при которой впервые возникает едва заметное ощущение, называется:
А. Относительным порогом ощущения;
Б. Дифференциальным порогом ощущения;
В. Абсолютным нижним порогом ощущения;
Г. Относительным нижним порогом ощущения.

5. Анализатор состоит из:
А. Рецептора;
Б. Чувствительных нейронов;
В. Центр ального отдела;
Г. Центробежных нейронов.

6. К кожным ощущениям относятся:
А. Тактильные;
Б. Температурные;
В. Болевые;
Г. Двигательные

7. Длительный дефицит ощущений называется:
А. Синестезия;
Б. Сенсорная депривация;
В. Адаптация;
Г. Когнитивный диссонанс.

8. К экстрарецептивным контактным ощущениям относятся:
А. Слуховые;
Б. Осязательные;
В. Зрительные; Г. Обонятельные.

9. Возникновение дополнительного ощущения, не имеющего отношения к раздражителю, называется:
А. Галлюцинация;
Б. Синестезия;
В. Сенсибилизация;
Г. Замещение.

10. Способность воспринимать предметы относительно постоянными по форме, цвету и величине при изменении условий восприятия называется:
А. Предметность;
Б. Целостность;
В. Константность;
Г. Категориальность.

11. Результатом восприятия является:
А. Чувство;
Б. Образ;
В. Объект; Г. Субъект.

12. Неправильное, искаженное восприятие действительных объектов называется:
А. Галлюцинация;
Б. Фи-феномен; В. Эффект новизны;
Г. Иллюзия.

13. К основным процессам памяти относятся:
А. Восприятие;
Б. Запоминание; В. Воспоминание;
Г. Забывание.

14. Самопроизвольное и внезапное воспоминание называется:
А. Озарение;
Б. Гипермнезия;
В. Реминисценция;
Г. Парамнезия.

15. Утрата возможности воспоминания называется:
А. Криптомнезия;
Б. Забывание;
В. Конфабуляция; Г. Эйдетическая память.

16. К процессу произвольного запоминания относится:
А. Мгновенное;
Б. Своевременное;
В. Осмысленное; Г. Мнемотехническое.

17. Внимание обладает специфическими характеристиками:
А. Объем;
Б. Оперативность;
В. Устойчивость;
Г. Целостность.

18. Существуют виды внимания:
А. Ппроизвольное;
Б. Ппроизводное;
В. Предпроизвольное; Г. Послепроизвольное.

19. К активным формам воображения относятся:
А. Продуктивное;
Б. Непродуктивное В. Репродуктивное;
Г. Непроизвольное.

20. Результатом воображения является:
А. Суждение;
Б. Понятие;
В. Образ;
Г. Умозаключение.

21. К операциям мышления относятся:
А. Дедукция;
Б. Анализ;
В. Абстрагирование;
Г. Умозаключение.

22. Грезы являются примером воображения:
А. Активного творческого;
Б. Активного репродуктивного;
В. Пассивного непреднамеренного;
Г. Пассивного преднамеренного.

23. Примером активного творческого воображения является:
А. Фантастический рассказ;
Б. Картина «Девятый вал» Айвазовского;
В. Грёзы;
Г. Средневековая серенада.

24. Суждение является результатом:
А. Восприятия;
Б. Воображения; В. Мышления;
Г. Фантазии.

25. Абстрагирование относится:
А.К формам мышления;
Б. К свойствам воображения;
В. К операциям мышления;
Г. К функциям воображения.

26. Способность человека легко оперировать символами относится к виду мышления:
А. Предметно-действенному;
Б. Абстрактному;
В. Наглядно-образному; Г. Словесно-логическому.

27. Самым узким по содержанию понятием в психологии личности является понятие: А. Человек;
Б. Индивид;
В. Индивидуальность;
Г. Личность.

28. Предпосылками к развитию способностей считаются:
А. Систематические занятия;
Б. Задатки; В. Талантливость;
Г. Гениальность:

29. Процесс и результат усвоения человеком социального опыта называется:
А. Социализация;
Б. Персонализация;
В. Индивидуализация;
Г. Деперсонализация

30. Устойчивое влияние первой личностной информации на формирование образа носит название: А. Эффекта новизны;
Б. Эффекта первичности; В. Имплицитной теории личности;
Г. Эффекта Зейгарник.

31. Развитые математические способности относятся:
А. К природным способностям;
Б. К специфическим общим способностям;
В. К специфическим предметно-деятельностным способностям;
Г. К специфическим специальным способностям.

32. Процесс формирования человеком неповторимых личностных качеств называется: А. Социализация;
Б. Персонализация; В. Индивидуализация;
Г. Деперсонализация.

33. Индивидуальные особенности личности, обеспечивающие успешность деятельности, называются:
А. Способностями;
Б. Задатками;
В. Талантами; Г. Одаренностью.

34. Я-образ включает в себя следующие компоненты:
А. Когнитивный;
Б. Кондиционный; В. Эмоциональный;
Г. Волевой.

35. Основой характера является:
А. Устойчивость психики;
Б. Черты лица;
В. Волевые черты;
Г. Подвижность психики;

36. Темпераментом называется:
А. Неповторимое индивидуальное сочетание психологических черт личности;
Б. Индивидуально своеобразная, природно-обусловленная совокупность динамических проявлений психики;
В. Индивидуальный стиль деятельности индивида;
Г. Совокупность устойчивых, психологически индивидуальных черт личности, отражающих отношение человека к себе, окружающим и к труду.

37. Человек с присущей только ему совокупностью своеобразных черт называется:
А. Личность;
Б. Индивид;
В. Индивидуальность;
Г. Уникум

38. Индивид, который приобрел опыт в общении и взаимодействии с другими людьми, называется:
А. Личность;
Б. Индивид;
В. Индивидуальность;
Г. Уникум

39. Человек, владеющий навыками в какой-либо деятельности в совершенстве, называется: А. Талантливым;
Б. Способным;
В. Одаренным;
Г. Гениальным

40. Если личность проявляет себя во многих областях знания или деятельности сведущей и заинтересованной, то она:
А. Гениальна;
Б. Одарена;
В. Талантлива;
Г. Уникальна

41. Сложным постоянным устоявшимся отношением человека к чему-либо, чертой личности является:
А. Переживание;
Б. Чувство;
В. Эмоция;
Г. Потребность

42. Эмоции, переживание которых приводит к усталости, слабости, бессилию, называются: А. Отрицательными;
Б. Положительными; В. Астеническими;
Г. Стеническими.

43. Эмоционально тяжелое переживание человеком своей неудачи, сопровождающееся чувством безысходности, крушением надежд в достижении определенной желаемой цели, называется:
А. Страсть;
Б. Аффект;

44. Стадии переживания стрессового состояния включают:
А. Истощение;
Б. Напряжение;
В. Возбуждение;
Г. Торможение.

45. Кратковременное сильное эмоциональное переживание, похожее на эмоциональный «взрыв», называется:

А. Аффект;
Б. Стресс;
В. Настроение; Г. Фрустрация.

46. Стрессовое состояние, переживаемое за малый промежуток времени и имеющее положительные последствия, называется:
А. Фрустрация
Б. Ди-стресс;
В. Эв-стресс;
Г. Настроение.

47. К какому виду чувств относится возмущение и негодование:
А. Практические;
Б. Интеллектуальные; В. Нравственные;
Г. Эстетические.

48. Страх относится к виду эмоций по особенностям влияния на активность деятельности личности:
А. Амбивалентным;
Б. Стеническим;
В. Астеническим;
Г. Устойчивым